Факультет политологии МГИМО МИД России
"ГРАЖДАНСКАЯ КУЛЬТУРА. ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСТАНОВКИ И ДЕМОКРАТИИ ПЯТИ НАЦИЙ"

Глава 11

Настоящая книга - это исследование политической культуры демократий тех социальных структур и процессов, которые поддерживают демократию. Вера в неизбежный триумф чело­веческого разума и свободы, порожденная эпохой Просвещения, была дважды потрясена в последние десятилетия. Развитие фашизма и коммунизма после первой мировой войны поро­дило серьезные сомнения насчет неизбежности демократии на Западе, и все еще нельзя с определенностью утверждать, что народы континентальной Европы найдут стабильные фор­мы демократических процессов, подходящих для их культур и социальных институтов.

<...> Сравнивая политические культуры пяти современных демократий, мы будем использовать несколько концепций и классификаций, которым необходимо дать опре­деления. Мы предпочитаем говорить о "политической культуре" нации, а не о "нацио­нальном характере" или "модели личности", о "политической социализации", а не о дет­ском развитии или восприятии детьми общих понятий не потому, что мы отбрасываем психологические и антропологические теории, политические взгляды и позиции с дру­гими компонентами личности и не потому, что мы отбрасываем теории, акцентирующие связь между детским развитием вообще и вхождением детей в политические роли и вос­приятием ими политических взглядов и позиций. На самом деле это исследование было бы невозможным без предварительной работы историков, социальных философов, ан­тропологов, социологов, психологов и психиатров, которые поставили проблему отно­шения между психологическими и политическими характеристиками нации. В частно­сти, большое влияние на данное исследование оказали "культурно-личностные", или "психокультурные", исследования политических феноменов. <...>

Мы используем термин "политическая культура" по двум причинам:

Во-первых, если мы собираемся определить отношение между политическими и неполитическими позициями и моделями поведения, нам необходимо отделить первые (политические) от последних (неполитических), даже если граница между ними не столь четкая. Термин "политическая культура" в таком случае относится именно к политическим ориентациям - взглядам и позициям относительно политической систе­мы и ее разных частей и позициям относительно собственной роли в этой системе. Мы говорим о политической культуре так же, как могли бы говорить об экономической

культуре или религиозной культуре. Это совокупность ориентации относительно оп­ределенной совокупности социальных объектов и процессов.

Но мы выбрали политическую культуру вместо других социальных аспектов, так как это позволяет нам использовать концептуальные схемы и подходы антропологии, социологии и психологии. Мы обогащаем наше мышление, используя, например, та­кие категории антропологии и психологии, как социализация, культурный конфликт, культурная интеграция. Аналогичным образом наши возможности понимать происхо­ждение и трансформацию политической системы возрастают, когда мы используем структуру теории и спекуляций, касающуюся общих феноменов социальной структуры и процессов.

Мы осознаем тот факт, что антропологи используют термин "культура" во многих смыслах, и, внося его в словарь политической науки, мы рискуем привнести его дву­смысленность вместе с его преимуществами. Мы подчеркиваем, что используем тер­мин "культура" только в одном смысле: психологических ориентации относительно социальных объектов. Когда мы говорим о политической культуре какого-либо обще­ства, мы подразумеваем политическую систему, усвоенную в сознании, чувствах и оценках населения. Люди вовлечены в нее так же, как они социализированы в неполи­тические роли и социальные системы. Конфликты политических культур имеют много общего с другими культурными конфликтами; и процессы интеграции в политическую культуру становятся понятнее, если мы посмотрим на них в свете разъединяющих и объединяющих тенденций культурных изменений вообще.

Такое определение политической культуры помогает избежать распространения таких общих антропологических понятий, как "культурный этнос", и принятия само-генности, которая подразумевается в определении. Это позволяет нам сформулировать гипотезы об отношении между различными компонентами культуры и проверить эти гипотезы эмпирически. <...>

Классификацию объектов политической ориентации начнем с "общей" политической системы. Мы имеем здесь дело с системой в целом и говорим о таких чувствах, как патрио­тизм или отчужденность, таких знаниях и оценках нации, как "большая" или "маленькая", "сильная" или "слабая", и политики, как "демократическая", "конституциональная" или "социалистическая". Мы различаем ориентации относительно "себя" как политического актора [деятеля]; содержание и качество норм личных политических обязательств, содер­жание и качество чувства персональных отношений с политической системой. Трактуя компоненты политической системы, мы различаем, во-первых, три широких класса объек­тов: (1) специфические рол» или структуры, такие как законодательные органы, исполни­тели или бюрократия; (2) ролевые обязанности, такие как монархи, законодатели, админи­страторы; (3) конкретная общественная политика, решения или обстоятельства, порож­дающие решения. Эти структуры, обязанности и решения могут быть классифицированы шире: вовлечены ли они в политический, "на входе" (input), или в административный, "на выходе" (output), процессы. Под политическим, или "входным", процессом мы подразуме­ваем поток требований общества к политике и конвертацию [обращение] этих требований в авторитетную политику. Прежде всего в этот "входной" процесс вовлечены политические партии, группы интересов и средства массовой коммуникации. Под административным процессом, или процессом "на выходе", мы понимаем процесс, посредством которого по­литика осуществляется и подкрепляется. В этот процесс прежде всего включены такие структуры, как бюрократии и суды.


Мы понимаем, что любое такое разграничение ограничивает реальное содержание политического процесса и многофункциональность политических структур. В более широком смысле политика делается в основном в бюрократиях и в судах; и структуры, которые мы обозначили "на входе", такие как группы интересов, политические партии, часто связаны с элементами администрации и системы принуждения. Но мы говорим здесь о разнице в акцентах, которая имеет большую значимость в классификации по­литических культур. Различие, которое мы видим в культуре участия и подданниче­ской культуре, состоит в присутствии или отсутствии ориентации относительно спе­циализированных структур "на входе". Для нашей классификации политических куль­тур не столь важно, что эти специализированные "входные" структуры также вовлечены в исполнительную или принудительную функции и что специализирован­ная административная структура вовлечена в исполнение функций "на входе". Важно для нашей классификации то, на какие политические объекты и как ориентированы индивиды и включены ли эти объекты в "восходящий" поток "делания" политики или в "нисходящий" поток политического принуждения.

То, что мы сказали об индивидуальных ориентациях относительно политики, мо­жет быть объединено в простую таблицу.

Таблица 1.1 позволяет систематизировать политические ориентации индивидов,

если мы установим следующее:

1. Каким знанием обладает индивид о своей нации и о политической системе во­обще, о ее истории, размере, расположении, силе, "конституциональных" характери­стиках и т. д.? Каковы его чувства относительно этих системных характеристик? Како­вы его более или менее осознанные взгляды и суждения о них?

2. Что знает индивид о структуре и ролях разнообразных политических элит и о политических предложениях, инициативах, которые вовлечены в "восходящий" поток "делания" политики? Каковы его чувства и взгляды относительно этих структур, лиде­ров и политических предложений и инициатив?

3. Что знает индивид о "нисходящем" потоке политического принуждения, о структурах, индивидах и решениях, вовлеченных в этот процесс? Каковы его чувства и взгляды относительно их?

4. Как осознает себя индивид в качестве члена политической системы? Что знает он о своих правах, возможностях, обязанностях и о доступе к влиянию на систему? Как ощущает он эти свои возможности? Какие нормы участия и исполнения усваивает и использует он при формировании политических суждений и взглядов?

Характеристика политической культуры нации по сути представляет собой запол­нение таблицы 1.2 для репрезентативной выборки населения. Политическая культура -это разнообразные, но устойчиво повторяющиеся, когнитивные, аффективные и оце­ночные ориентации относительно политической системы вообще, ее аспектов "на вхо­де" и "на выходе", и себя как политического фактора.

Патриархальная политическая культура (или политическая культура местных об­щин). Если эти четыре типа повторяющихся ориентации относительно специализиро­ванных политических объектов не выделяются (отсутствуют) и мы обозначаем их ну­лями, то такую политическую культуру мы называем патриархальной. Политические культуры африканских племен и автономных местных общин, описанные Колеманом, подпадают под эту категорию. В этих обществах нет специализированных политиче­ских ролей. Лидеры, вожди, шаманы - это смешанные политико-экономико-религиозные роли. Для членов таких обществ политические ориентации относительно этих ролей неотделимы от религиозных или социальных ориентации. Патриархальные ориентации также включают в себя относительное отсутствие ожиданий перемен, инициируемых политической системой. Члены патриархальных культур ничего не ожидают от политической системы. Так, в централизованных африканских племенах и княжествах, на которые ссылается Колеман, политическая культура в основном патри­архальная, хотя развитие каких-либо более специализированных политических ролей в этих обществах может означать появление более дифференцированных политических ориентации. Даже крупномасштабные и более дифференцированные политические системы могут иметь в основе патриархальную культуру. По относительно чистый патриархализм более вероятен в простых традиционалистических системах, где поли­тическая специализация минимальна. Патриархальная культура в более дифференци­рованных политических системах скорее аффективна и нормативна, чем когнитивна. Это означает, что люди в племенах I (игерии или Ганы могут смутно осознавать суще­ствование центрального политического режима. Но их чувства относительно этого режима неопределенные или негативные, и они не интерпализовали [не восприняли] формы отношений с ним.

Подданническая политическая культура. Второй важный тип политических куль­тур, показанных в таблице 1.2, - это подданническая культура. В ней существуют ус­тойчивые ориентации относительно дифференцированной политической системы и относительно того, что система дает "на выходе", по ориентации относительно специ­фических объектов "на входе" системы и относительно себя как активного участника очень слабы. Субъект такой системы (подданный) осознает существование правитель­ственной власти и чувственно ориентирован па пес, возможно гордясь ею, возможно не любя ее и оценивая ее как законную или нет. По отношение к системе вообще и к тому, что она даст "на выходе", то сеть к административной стороне политической системы или "нисходящему потоку", это отношение в основе своей пассивное, это ограниченная форма знания и участия, которая соответствует подданнической культу-Рв. Мы говорим о чистых подданнических ориентациях, которые наиболее вероятны в обществах, где нет сформировавшихся и дифференцированных от других элементов ^стемы структур "на входе". Подданнические ориентации в политической системе, Чмеющей развитые демократические институты, скорее будут аффективными и норма-

413

тивными, чем когнитивными. Так, французский роялист знает о существовании демо­кратических институтов, но он не считает их легитимными.

Политическая культура участия. Третий основной принцип политических культур - культура участия - такая культура, в которой члены общества определенно ориенти­рованы на систему вообще, а также как на политические, так и на административные структуры и процессы; другими словами, как на "входной", так и на "выходной" ас­пекты политической системы. Индивидуальные члены такой политической системы могут быть благоприятно или неблагоприятно ориентированы на различные классы политических объектов. Они склоняются к тому, чтобы ориентироваться на "актив­ную" собственную роль в политике, хотя их чувства и оценки таких ролей могут варь­ироваться от принятия до отрицания.

<...> Гражданская культура - это прежде всего культура лояльного участия. Инди­виды не только ориентированы "на вход" политики, на участие в пен, но они также позитивно ориентированы на "входные" структуры и "входные" процессы. Другими словами, используя введенные нами термины, гражданская культура - это политиче­ская культура участия, в которой политическая культура и политическая структура находятся в согласии и соответствуют друг другу.

Важно, что в гражданской культуре политические ориентации участия сочетаются с патриархальными и подданническими политическими ориснтациями, но при этом не отрицают их. Индивиды становятся участниками политического процесса, но они не отказываются от своих подданнических или патриархальных ориентации. Более того, эти более ранние политические ориентации не только поддерживаются орнентациями участия, но они также и соответствуют ориентациям участия. Более традиционные политические ориентации имеют тенденцию ограничивать обязательства индивида по отношению к политике и делать эти обязательства мягче. Подданнические и патриар­хальные ориентации "управляют" или удерживают ориентации участия. Такие уста­новки благоприятны для ориентации участия в политической системе и играют важ­ную роль в гражданской культуре, так же, как и такие политические установки, как вера в других людей и социальное участие вообще. Поддержка таких более традици­онных установок и их слияние с ориентациями участия ведут к сбалансированной по­литической культуре, в которой политическая активность, вовлеченность и рацио­нальность существуют, но при этом уравновешиваются покорностью, соблюдением традиций и приверженностью общинным ценностям.

Глава 15

<...> Существует ли демократическая политическая культура, то есть некий тип' политических позиций, который благоприятствует демократической стабильности или, образно говоря, в определенной степени "подходит" демократической политической системе? Чтобы ответить на данный вопрос, нам следует обратиться к политической культуре двух относительно стабильных и преуспевающих демократий - Великобри­тании и Соединенных Штатов Америки. Политическая культура этих наций примерно соответствует понятию "гражданская культура". Такой тип политических позиции в некоторых отношениях отличается от "рационально-активистской" модели, той моде-' ли политической культуры, которая, согласно нормам демократической идеологии,' должна была бы присутствовать в преуспевающей демократии. <...>

Исследования в области политического поведения поставили, однако, под сомне­ние адекватность рационально-активистской модели. Они продемонстрировали, что граждане демократических стран редко живут в соответствии с этой моделью. Их нельзя назвать ни хорошо информированными, ни глубоко включенными в политику, ни особо активными; а процесс принятия электоральных решений является чем угод­но, только не процессом рационального расчета. Не отражает данная модель и ту гра­жданскую культуру, которая была выявлена нами в Великобритании и США. <...>

Гражданская культура - это смешанная политическая культура. В ее рамках многие граждане могут быть активными в политике, однако многие другие играют более пас­сивную роль "подданных". Еще более важным является тот факт, что даже у тех, кто активно исполняет гражданскую роль, качества подданных и прихожан не полностью вытеснены. Роль участника просто добавляется к таким двум ролям. <...>

На самом же деле эти два типа ориентации не только сохраняются, но и составляют важную часть гражданской культуры. <...>

Каковы же причины несоответствия между идеалами рационально-активистской 5 модели и типами политических связей, фактически существующими даже в наиболее стабильных и преуспевающих демократиях? Одно из возможных объяснений, которое наиболее часто встречается в литературе по гражданскому воспитанию, заключается в том, что это несоответствие является свидетельством плохого функционирования де­мократии. В той мере, в какой люди не живут соответственно идеалу активного граж­данина, демократия не состоялась. <...>

Если верить, что реалии политической жизни должны формироваться в соответст­вии с какими-то политическими теориями, таким объяснением можно удовлетворить­ся. Но если придерживаться точки зрения, что политические теории должны возникать из реалий политической жизни, - в чем-то более простая и, возможно, более полезная задача, - тогда такое объяснение причин разрыва между рационально-активистской моделью и демократическими реалиями оказывается менее приемлемым. Привержен­цы указанной точки зрения могут объяснить имеющийся разрыв тем, что планка под­нята слишком высоко. Если принять во внимание сложность политических вопросов, наличие других проблем, отнимающих время индивида, и труднодоступность инфор­мации, необходимой для принятия рациональных политических решений, то станет абсолютно очевидным, почему обычный человек не является идеальным гражданином. В свете неполитических интересов индивида может оказаться, что для него совершен­но нерационально вкладывать в политическую деятельность то время и те усилия, ко­торые нужны, чтобы жить в соответствии с рационально-активистской моделью. Воз­можно, это просто того не стоит - быть настолько уж хорошим гражданином. <...>

Но хотя полностью активистская политическая культура скорее всего является лишь утопическим идеалом, должны быть и другие, более значимые причины того, почему в наиболее процветающих демократиях существует сложно переплетенная, смешанная гражданская культура. Такая культура, которая иногда включает в себя "вно несовместимые политические ориентации, кажется наиболее соответствующей потребностям демократических политических систем, поскольку они также представ­ляют собой переплетение противоречия.

<-..> Поддержание должного равновесия между правительственной властью и пра­вительственной ответственностью (responsiveness) - одна из наиболее важных и слож-чых задач демократии. Если нет какой-то формы контроля за правительственными элитами со стороны неэлит, то политическую систему вряд ли можно назвать демокра-


тической. С другой стороны, неэлиты не способны сами управлять. Чтобы политиче­ская система была эффективной, чтобы она была в состоянии разрабатывать и прово­дить какую-то политику, приспосабливаться к новой ситуации, отвечать на внутренние и внешние вопросы, должен быть механизм, с помощью которого правительственные чиновники наделялись бы полномочиями, позволяющими им принимать властные решения. Напряженность, создаваемая необходимостью решения противоречащих друг другу задач, вытекающих из правительственной власти и правительственной от­ветственности, становится наиболее явной в периоды кризисов. <...>

Как же должна строиться система управления, чтобы поддерживался необходимый ба­ланс между властью и ответственностью? Э. Э. Шаттшнейдер сформулировал этот вопрос следующим образом: "Проблема заключается не в том, как 180 миллионов Аристотелей мо­гут управляться с демократией, а в том, как организовать сообщество, состоящее из 180 мил-. лионов обычных людей, таким образом, чтобы оно осталось чувствительным к их нуждам. Это проблема лидерства, организации, альтернатив и систем ответственности и дове­рия"1. Пытаясь решить данную проблему, политологи обычно говорят на языке структуры электорального конфликта. Электоральная система, сконструированная таким образом, чтобы наделять властью определенную элиту на ограниченный промежуток времени, может обес­печить баланс между властью и ответственностью: элиты получают власть, однако эта власть ограничена самой периодичностью выбора - заботой о будущих выборах в промежуток меж­ду ними и целым набором других формальных и неформальных систем контроля. Ведь чтобы система такого рода могла работать, необходимо существование не одной, а большого числа партий (или по крайней мере нескольких конкурирующих элитарных групп, потенциально способных получить власть), в противном случае спор между элитами потеряет всякий смысл; в то же время необходим какой-то механизм, позволяющий элитарной группе эффек­тивно осуществлять власть. Эго может быть наделение всей полнотой власти победившей на

выборах партии в двухпартийной системе или образование группой партий работоспособной коалиции. <...>

Противоречие между правительственной властью и ответственностью имеет свою параллель в противоречивых требованиях, которые предъявляются гражданам в демо­кратических странах. Чтобы элиты могли быть ответственными перед обычным граж­данином, от пего требуется ряд вещей: он должен уметь выразить свое мнение так, чтобы элиты поняли, чего он хочет; гражданин должен быть вовлечен в политику та­ким образом, чтобы знать и беспокоиться о том, ответственны ли элиты перед ним или нет; он должен быть достаточно влиятельным, чтобы навязывать элитам ответственное поведение. Иными словами, ответственность элит предполагает, что обычный гражда­нин действует в соответствии с рационально-активистской моделью. Однако для дос­тижения другой составляющей демократии - власти элит - необходимо, чтобы обыч­ный гражданин имел совершенно иные позиции и вел себя соответственно им. Чтобы элиты были сильными и принимали властные решения, следует ограничивать участие, активность и влияние обычного гражданина. Он должен передать власть элитам и по­зволить им управлять. Потребность во власти элит предполагает, что обычный граж­данин будет относительно пассивен, выключен из политики и почтителен по отноше­нию к правящим элитам. Таким образом, от гражданина в демократии требуются про­тиворечащие одна другой вещи: он должен быть активным, но в то же время

пассивным, включенным в процесс, однако не слишком сильно, влиятельным и при утом почтительным к власти.

<...> Из имеющихся у нас данных следует, что есть два основных направления, по которым гражданская культура поддерживает выполнение ее субъектом как активно-влиятельной, так и более пассивной роли: с одной стороны, в обществе происходит распределение индивидов, преследующих одну из двух конфликтующих гражданских целей; с другой - определенная непоследовательность в позициях индивида позволяет ему одновременно преследовать эти, казалось бы, несовместимые цели. Давайте сна­чала рассмотрим вопрос о непоследовательности индивида.

Как показывает наше исследование, существует разрыв между реальным полити­ческим поведением опрошенных, с одной стороны, и их восприятием своей способно­сти и обязанности действовать - с другой. Респонденты из Великобритании и США продемонстрировали высокую вероятность того, что мы назвали субъективной поли­тической компетентностью. <...> Немалая часть опрошенных считает себя способной влиять на решения местных властей, и весомая, хотя и не столь значительная, часть аналогичным образом оценивает свои возможности по отношению к центральному правительству. Тем не менее эта высокая оценка собственной компетентности как

гражданина, способного оказывать влияние, абсолютно не подкреплена активным по­литическим поведением. <...>

Существует аналогичный разрыв между чувством обязательности участия в поли­тической жизни и реальным участием. Число опрошенных, заявивших, что обычный человек обязан принимать участие в делах своей местной общины, значительно пре­вышает число тех, кто на деле в них участвует; и опять-таки эта тенденция наиболее четко проявляется в США и Великобритании. Как сформулировал это один из опро­шенных: "Я говорю о том, что человек должен делать, а не о том, как поступаю я сам". И есть доказательства, что такая позиция не столь уж редка. Несомненно и то, что осознание обязательности хоть какого-то участия в делах собственной общины рас­пространено шире, чем ощущение важности такой деятельности. Процент опрошен­ных, заявивших, что у человека есть такая обязанность, во всех странах значительно превышает процент тех, кто, отвечая на вопрос о своих занятиях в свободное время, указал на участие в делах общины. Так, 51% опрошенных американцев сообщили, что, по их мнению, обычный человек должен принимать то или иное активное участие в жизни своей общины. Но когда был задан вопрос о том, как они проводят свободное время, лишь около 10% респондентов назвали подобную деятельность. <...> Все это заставляет предположить, что, хотя норма, требующая от человека участия в общест­венных делах, широко распространена, активное участие в них отнюдь не является наиболее важной формой деятельности для большинства людей. Оно не является ни

основным их занятием в свободное время, ни главным источником удовлетворения, Радости и волнения.

Эти два разрыва - между высокой оценкой своей потенциальной влиятельности и более низким уровнем реального влияния, между степенью распространения словесно­го признания обязательности участия и реальной значимостью и объемом участия -помогают понять, каким образом демократическая политическая культура способству­ет поддержанию баланса между властью правительственной элиты и ее ответственно­стью (или его дополнения - баланса между активностью и влиятельностью неэлитных Тупп и их пассивностью и невлиятелыюстыо). Сравнительная редкость политическо­го участия, относительная неважность такого участия для индивида и объективная

слабость обычного человека позволяют правительственным элитам действовать. Без­деятельность обычного человека и его неспособность влиять на решения помогают обеспечить правительственные элиты властью, необходимой им для принятия реше­ний. Однако все это гарантирует успешное решение лишь одной из двух противореча­щих друг другу задач демократии. Власть элиты должна сдерживаться. Противопо­ложная роль гражданина как активного и влиятельного фактора, обеспечивающего ответственность элит, поддерживается благодаря его глубокой приверженности нор­мам активного гражданства, равно как и его убежденностью, что он может быть влия­тельным гражданином. <...>

Гражданин, существующий в рамках гражданской культуры, располагает, таким образом, резервом влиятельности. Он не включен в политику постоянно, не следит активно за поведением лиц, принимающих решения в данной сфере. <...> Его нельзя назвать активным гражданином. Он потенциально активный гражданин.

Прерывистый и потенциальный характер политической активности и включенно­сти граждан зависит, однако, от более устойчивых типов политического поведения. Живя в гражданской культуре, обычный человек в большей, чем в иной ситуации, сте­пени склонен поддерживать на высоком и постоянном уровне политические связи, входить в какую-то организацию и участвовать в не4)ормальных политических дискус­сиях. Эти виды деятельности сами по себе не указывают на активное участие в обще­ственном процессе принятия решений, однако они делают такое участие более вероят­ным. Они готовят индивида к вторжению в политическую среду, в которой включение и участие гражданина становятся более осуществимыми. <...>

То, что политика имеет относительно небольшое значение для граждан, составляет важнейшую часть механизма, с помощью которого система противоречивых полити­ческих позиций сдерживает политические элиты, не ограничивая их настолько, чтобы лишить эффективности. Ведь баланс противоречивых ориентации было бы гораздо труднее поддерживать, если бы политические вопросы всегда представлялись гражда­нам важными. Если встает вопрос, который воспринимается ими как важный, или ро­ждается глубокая неудовлетворенность правительством, у индивида возникает побуж­дение задуматься над этой темой. Соответственно усиливается давление, толкающее его к преодолению непоследовательности, то есть к взаимной гармонизации позиций и поведения в соответствии с нормами и восприятиями, то есть переход к политической активности. Таким образом, несоответствие между позициями и поведенческими ак­тами выступает как скрытый или потенциальный источник политического влияния и активности.

Тезис о том, что гражданская культура поддерживает баланс между властью и от­ветственностью, указывает еще на один момент, касающийся демократической поли­тики. Он даст возможность понять, почему важнейшие политические вопросы, если •они остаются нерешенными, в конце концов порождают нестабильность в демократи­ческой политической системе. Баланс между активностью и пассивностью может под­держиваться лишь в том случае, если политические вопросы стоят не слишком остро. Если политическая жизнь становится напряженной и остается таковой из-за нерешен-ности какого-то находящегося в центре внимания вопроса, несоответствие между по­зициями и поведением начинает терять устойчивость. По любое относительно долго­временное разрушение этого несоответствия с высокой долей вероятности влечет за собой неблагоприятные последствия. Если привести поведение в соответствие с ори-ентациями, то объем контроля, который будут пытаться осуществлять неэлиты над

элитами, породит неэффективность управления и нестабильность. С другой стороны, если позиции изменяются таким образом, что начнут сочетаться с поведением, воз­никшее у граждан чувство бессилия и невключенности может разрушительным обра­зом сказаться на демократичности политической системы.

Это, однако, не означает, что все важные вопросы таят в себе угрозу демократической политической системе. Лишь в том случае, когда они становятся и затем остаются остры­ми, система может превратиться в нестабильную. Если важные вопросы встают лишь спо­радически и если правительство оказывается в состоянии ответить на требования, стиму­лированные возникновением этих вопросов, равновесие между гражданским и правитель­ственным влиянием может сохраниться. В обычной ситуации граждан относительно мало интересует, что делают те, кто принимает правительственные решения, и последние имеют возможность действовать так, как им представляется нужным. Однако, если какой-то во­прос выходит на поверхность, требования граждан по отношению к должностным лицам возрастают. Если указанные лица могут ответить на подобные требования, политика вновь утрачивает свое значение для граждан и политическая жизнь возвращается в нормальное русло. Более того, эти циклы, состоящие из включения граждан, ответа элит и отхода граждан от политики, имеют тенденцию усиливать сбалансированность противополож­ностей, необходимую для демократии. В пределах каждого цикла ощущение граждани­ном собственной влиятельности усиливается; одновременно система приспосабливается : новым требованиям и таким образом демонстрирует свою эффективность. А лояль-юсть, порожденная участием и эффективной деятельностью, может сделать систему юлее стабильной в целом.

| Эти циклы включенности представляют собой важное средство сохранения сба­лансированных противоречий между активностью и пассивностью. Как постоянная включенность и активность, обусловленные находящимися в центре внимания спор­ными вопросами, сделали бы в конечном итоге сложным сохранение баланса, так к ркому результату привело бы и полное отсутствие включенности и активности. Ба­ланс может поддерживаться на протяжении длительного времени лишь в том случае, если разрыв между активностью и пассивностью не слишком широк. Если вера в по-

•литические возможности человека время от времени не будет .подкрепляться, она ско-

•рее всего исчезнет. С другой стороны, если эта вера поддерживается лишь сугубо ри-

•туальным образом, она не будет представлять собой потенциальный источник влияния |и служить средством сдерживания тех, кто принимает решения. <...>

| До сих пор мы рассматривали вопрос о путях уравновешивания активности и пас-

•сивности, присущих отдельным гражданам. По такое равновесие поддерживается не Дтолько имеющимся у индивидов набором позиций, но и распределением позиций меж-|ду различными типами участников политического процесса, действующих в системе:

|'одни индивиды верят в свою компетентность, другие - нет; некоторые активны, неко­торые пассивны. Такой разброс в представлениях и степени активности индивидов |также способствует укреплению баланса между властью и ответственностью. Это |Можно увидеть, если проанализировать описанный выше механизм становления рав-|Новесия: какой-то вопрос приобретает остроту; активность возрастает; благодаря отве-д'ту правительства, снижающему остроту вопроса, баланс восстанавливается. Одна из Цпричин, почему усиление важности какого-то вопроса и ответный взлет политической [активности не приводят к перенапряжению политической системы, заключается в том, | Что значимость того или иного вопроса редко когда возрастает для всех граждан одно­временно. Скорее, ситуация выглядит следующим образом: отдельные группы демон-

стрируют взлет политической активности, в то время как остальные граждане остают­ся инертными. Поэтому объем гражданской активности в каждом конкретном месте и в каждый конкретный момент оказывается не настолько велик, чтобы повлечь за собой перенапряжение системы.

Все сказанное выше основано на данных о позициях обычных граждан. Однако, чтобы механизм, существование которого мы постулировали, мог работать, позиции неэлит должны дополняться позициями элит. Принимающим решения необходимо верить в демократиче­ский миф - в то, что обычные граждане должны участвовать в политике, и в то, что они на деле обладают влиянием. Если принимающий решения придерживается такого взгляда на роль обычного гражданина, его собственные решения способствуют поддерживанию баланса между правительственной властью и ответственностью. С другой стороны, принимающий решения волен действовать так, как ему представляется наилучшим, поскольку обычный гражданин не барабанит в его дверь с требованиями каких-то действий. Он огражден инерт­ностью обычного человека. Но если принимающий решения разделяет веру в потенциальную влиятельность обычного человека, его свобода действий ограничена тем, что он предполага­ет, если не действовать в соответствии с желаниями граждан, в его дверь начнут барабанить. Более того, если официальное лицо разделяет точку зрения, что обычный человек должен участвовать в принятии решений, его заставляет действовать ответственно и вера в то, что подобное влияние граждан законно и оправданно. <...> И анализ показывает, что политиче­ские и общественные лидеры, равно как и имеющие высокий статус граждане, более склонны принимать демократические нормы, чем те, чей статус ниже.

Исследование позиций элит наводит на мысль о существовании еще одного механизма, позволяющего укреплять ответственность в условиях, когда активность и включенность обычного гражданина остается низкой. Влияние гражданина не всегда и даже не в боль­шинстве случаев является именно тем стимулом, за которым следует ответ (гражданин или группа граждан вьщвигают требование - правительственная элита предпринимает дейст­вия, чтобы удовлетворить его). Здесь, скорее, действует хорошо известный закон "ожидае­мых реакций". Значительная часть гражданского влияния на правительственные элиты осуществляется без активных действий и даже без осознанного стремления граждан. Эли­ты могут предвидеть возможные требования и действия, в соответствии с этим принимать ответные меры. Элиты действуют ответственно не потому, что граждане активно выдвига­ют свои требования, а для того, чтобы удержать их от активности. <.. .>


 
Используются технологии uCoz