Глава I

ЧТО ТАКОЕ ОБЩЕСТВО?

...212. Вот вопрос, который должен быть поставлен и разрешен с самого начала. Пока мы не решили, смотреть ли на общество как на некоторое особое бытие или нет; пока мы не решили, должно ли это бытие, если оно будет признано таким, считаться сходным с какими-либо другими бытиями или же должно считаться безусловно отличным от всех других, наше представление о предмете этого сочинения будет оста­ваться крайне неопределенным.

Можно было бы сказать, что общество есть лишь собира­тельное имя для обозначения известного числа индивидов. Перенося спор между номинализмом и реализмом в другую область, номиналист мог бы утверждать, что подобно тому как существуют только отдельные члены известного вида (species), а сам вид, взятый независимо от них, не имеет действительного существования, так же точно существуют одни только обще­ственные единицы, т.е. люди, существование же самого об­щества чисто словесное. Сославшись на пример аудитории, собирающейся па чтения какого-либо профессора и представ­ляющей собой такой агрегат, который самим своим исчезно­вением по окончании каждого чтения показывает, что он не есть некоторый действительно существующий предмет, но лишь известная группировка личностей, он (номиналист) мог бы доказывать, что то же самое имеет место и по отношению к гражданам, составляющим собой всякий данный народ.

Но, не оспаривая остальных звеньев его аргументации, мы имеем полное право отвергать состоятельность последнего его звена. Ибо та группировка, которая оказывается в первом случае лишь временной, имеет во втором случае постоянный характер; а мы знаем, что индивидуальность целого в отличие от индивидуальности его остальных частей заключается именно в постоянстве отношений между его частями. Всякая цельная масса, разбившись на куски, перестает быть особым индиви­дуальным предметом; и наоборот — камни, кирпичи, куски дерева и т.п., не имевшие no-началу ничего общего мюкду собою, будучи связаны друг с другом известньйч образов, становятся индивидуальным предметом, называемым' JIOMOM.

'Hi у.п Спенсер /'. Основания социологии.

СПб., 1877.' rill]

Таким образом, мы имеем полное право смотреть на общество как на особое бытие; ибо хотя оно и слагается из отдельных единиц, однако же постоянное сохранение в течение целых поколений и даже веков известного общего сходства в группировке этих единиц в пределах занимаемой каждым обществом местности указывает на известную конкретность составляемого ими агрегата. И именно эта черта и доставляет нам нашу идею об обществе. Ибо мы не даем этого имени тем переменчивым скоплениям, которые образуют первобыт­ные люди, но прилагаем его только там, где оседлая жизнь уже привела к некоторому постоянству в распределении внутри общества составляющих его частей.

213. Но, решившись смотреть на общество как на особен­ный, индивидуальный предмет, мы должны спросить себя теперь: что же это за предмет? К какому роду объектов следует его отнести? При внешнем рассмотрении оно кажется не имеющим никакого сходства ни с одним из объектов, извес­тных нам через посредство наших чувств. Если оно и может иметь какое-либо сходство с другими объектами, то сходство это не может быть усмотрено простым восприятием, а может быть открыто только путем рассуждения. Коль скоро общество становится особым, индивидуальным бытием в силу постоян­ства отношений между его составными частями, то у нас сейчас же появляется вопрос: не представляют ли эти постоянные отношения между его частями каких-нибудь сходств с посто­янными отношениями между частями, замечаемыми нами в каких-либо других бытиях? Единственное мыслимое сходство между обшеством и чем-либо другим может заключаться в параллелизме принципа, управляющего расположением состав­ных частей.

Существует два больших типа агрегатов, с которыми мы можем сравнивать общественный агрегат: класс агрегатов органических и класс агрегатов неорганических. Спросим же себя теперь: представляют ли отличительные свойства обще­ства, рассматриваемого отдельно от его живых единиц, какие-нибудь сходства со свойствами неживого тела? или же они сходны в каких-либо отношениях со свойствами живого тела? или же, наконец, они совершенно не сходны ни с теми, ни с другими?

Достаточно только поставить первый из этих вопросов, чтобы немедленно же ответить на него отрицательно. Целое, состоящее из живых частей, не может сходствовать по своим общим отличиям с безжизненными целями. Второй вопрос, не допускающий столь быстрого ответа, должен быть разрешен в положительном смысле. И следующая глава будет посвящена

280

изложению тех оснований, которые позволяют нам утверждать, что постоянные отношения между частями общества анало­гичны постоянным отношениям между частями живого сущес­тва.

Глава II

ОБЩЕСТВО ЕСТЬ ОРГАНИЗМ

214. Когда мы говорим, что явление роста одинаково свойственно как общественным, так и органическим агрегатам, то мы не хотим исключить тем самым всякую общность в данном направлении между этими агрегатами, с одной сто­роны, и агрегатами неорганическими — с другой,, j так как некоторые из последних, как, например, кристаллы,! обнару­живают заметный рост и так как все они, на основании гипотезы развития должны были возникнуть в то или |в другОе|: время путем интеграции. Тем не менее, сравнивая живые,' существа и общества с так называемыми неодушевленными1 предметами, мы видим, что первые обнаруживают постепенное,! увеличение в своей массе в столь явно заметной ст;е1Тенй(,: что) мы по справедливости можем считать это обстоятельств*}'! отличительным признаком, характеризующим эти два; разряда1! агрегатов. Многие организмы растут в продолжение всей своей жизни; и все остальные растут в продолжение весьма значи­тельной ее части. Что касается общественного роста, то он обыкновенно продолжается или до того времени, когда об­щество распадается на два или несколько других, или до тех пор, пока оно не будет поглощено каким-либо другим общес­твом.

Итак, вот первая черта, в силу которой общества сходствуют с органическим миром и существенно отличаются от мира неорганического.

215. Другая отличительная черта как обществ, так и живых существ заключается в том, что наряду с увеличением в размерах у них наблюдается и увеличение сложности стро­ения. Низшее животное, или зародыш высшего, обладает лишь немногими отличимыми друг от друга частями; но с увеличением общей массы тела число таких частей увеличи­вается и в то же время эти части дифференцируются одна от другой. То же самое справедливо и по отношению к обществу. Вначале несходства между различными группами составляющих его единиц очень незначительны и по числу, и по степени; но с возрастанием народонаселения в данном обществе общественные разделения и подразделения становят­ся более многочисленными и более резкими. Кроме того, как в общественном, так и в индивидуальном организме дальней-

шие дифференциации прекращаются только с завершением типа, характеризующим зрелый возраст и предшествующим упадку.

Хотя в неорганических агрегатах — как. например, в целой солнечной системе, равно как и в каждом из их членов — интеграции также сопровождаются структурными дифференци­ациями, однако здесь эти последние относительно медленны и относительно просты, а потому могут быть оставлены без внимания. Напротий, ,в политических агрегатах и в живых существах умножение несходных между собой частей так велико, что оно по справедливости может считаться вторым сущес­твенным признаком сходства между ними, отличающим их от неорганических предметов.

216. Это сходство станет еще более заметным, когда мы обратим внимание на тот факт, что прогресс в структурной дифференциации сопровождается в обоих случаях прогрессив­ной дифференциацией функций.

Все более и более многочисленные отделы — первого, второго, третьего и т.д. порядков, — на которые распадается общая масса тела развивающегося животного, становятся все более и более несходными между собой вовсе не случайно: разнообразие их наружных форм и внутреннего сложения влечет за собой и разнообразие тех действий, которые они выполняют: они вырастают в несходные органы, имеющие несходные функции. Пищеварительный канал, принимая на себя сполна всю функцию поглощения питательных веществ, распадается постепенно на отдельные, отличные друг от друга участки, выполняющие каждый свою специальную функцию, составляющую часть общей функции всего пищеварительного канала. Каждый отдельный член, служащий для перемещения или для схватывания, претерпевает известные разделения и подразделения; причем получившиеся таким образом части выполняют каждая свою главную и вспомогательную функции всего члена. То же самое справедливо и по отношению к тем частям, на которые распадается общество. Возникающий в нем господствующий класс не только становится отличным от остальных классов, но и берет на себя контроль над их действиями; когда же этот класс распадается далее на под­классы, обладающие одни — большей, другие — меньшей степенью господства, то эти последние опять-таки начинают выполнять каждый свою, совершенно особенную часть общего контроля. В классах, подчиненных такому контролю, наблю­дается то же самое. Различные группы, на которые они распадаются, выполняют различные действия; причем в пре­делах каждой из таких групп наблюдается опять-таки распа­дение на части, конечно, менее резко различающиеся между

282

собой, чем главные группы, но гсм не менее отправляющие пропорционально отличные обя пщности.

С этой стороны два сравниваемых нами класса предметов еще более ясным образом отличаются от предметов других классов; ибо все те структурные различия, которые медленно возникают в структурных агрегатах, никогда не сопровожда­ются чем-либо таким, что мы могли бы по справедливости назвать различными функциями.

217. Но почему же несходные действия несходных частей в политическом агрегате и в живом существе рассматриваются как настоящие функции, между тем как мы не можем смотреть таким образом на несходные действия несходных частей, наблюдаемые нами в неорганическом агрегате? Чтобы понять это как следует, надо обратиться к дальнейшей и еще более ясной черте сходства между политическими агрегатами и живыми существами.

И у тех, и у других развитие вызывает не просто различия, но различия, определенно связанные друг с другом — такие различия, из которых каждое делает возможными остальные. Различные части неорганического агрегата находятся в таких отношениях друг к другу, что одна из них может быть изменена в очень значительной степени без заметного действия на остальные. Но в органических и политических агрегатах от­ношение между частями вовсе не таково, В каждом из них изменения в различных частях взаимно определяют друг друга, и измененные действия этих частей также находятся в тесной взаимной зависимости. В обоих случаях эта взаимосвязь воз-г растает вместе с прогрессом развития. У низших, типов животного царства все тело есть желудок, , ,вс^ тело^! есть дыхательная поверхность, все тело есть орган лв|иа!:ен^я1 хватания и перемещения. Развитие такого тела, ,у крто^рго имеются особые придатки для перемещения с 'места ^а; меЬт(|> и для схватывания пищи, может иметь местр лщш» .'р| I Iffoiji случае, когда эти придатки, утратившие способность'ки родственному поглощению пищевых веществ из окр'уж] среды, будут в достаточной мере снабжаться^ пищрй!^трми; частями, которые удержали способность к е,е, поглощению, Развитие дыхательной поверхности, служащей !д^ |снабжения;, воздухом образующихся в теле соков, может произойти лишь при том условии, что неизбежная при этом утрата1 ею cnq- : собности добывать себе материалы для восстановления потерь и для роста будет компенсирована развитием аппаратов, | приносящих эти материалы. То же самое имеет место и в обществе. То, что мы совершенно правильно называем общес­твенной организацией, предоставляет те же необходимые условия. В зачаточном обществе каждый его член есть однов-

283

ременно воин, охотник, домостроитель, изготовитель всех необходимых орудий и т.д., т.е. здесь каждая часть сама удовлетворяет все свои нужды. Переход к общественному состоянию, характеризующемуся существованием постоянной армии,может свершиться только с развитием в обществе таких приспособлений, в силу которых остальные его члены будут снабжать армию пищей.одеждой и боевыми снарядами. Если мы видим,что одна часть населения занимается исключительно земледелием,другая — горным делом и т.д., — что одни производят товары, а другие распределяют их и проч., — то мы видим также,что все это возможно лишь при одном условии, а именно, чтобы каждая часть в обмен за специальную услугу,оказываемую ею всем другим частям, получала в свою очередь от всех них соответствующие доли их специальных услуг.

Разделение труда, впервые указанное экономистами как общественное явление и вслед за тем признанное биологами явлением органической жизни и названное ими «физиологи­ческим разделением труда», есть именно та особенность — как в обществе, так и в животном — которая делает каждое из них живым целым. Едва ли я могу с достаточной силой настаивать на той истине, что по отношению к этой основной черте общественный организм и индивидуальный совершенно сходны друг с другом. Когда мы видим, что у животного прекращение деятельности легких быстро влечет за собой остановку сердца; что с абсолютным прекращением деятель­ности желудка и все остальные части мало-помалу перестают действовать; что паралич членов ведет к смерти всего тела вследствие неспособности добывать пищу и избегать опаснос­тей; что потеря даже таких маленьких органов, как глаза, лишает остальные такой услуги, которая весьма существенна для их сохранения, — мы не можем не признать, что взаимная зависимость между всеми частями организма составляет его существенную отличительную особенность, Точно так же, когда мы видим, что и в обществе рабочие по железу должны прекратить свою деятельность, коль скоро рудокопы перестают снабжать их нужными материалами; что портные не могут продолжать своего дела при отсутствии прядильщиков и ткачей; что мануфактурные округа должны приостановить свои работы, коль скоро классы людей, занимающихся производством и ^распределением пищи, прекратят деятельность; что контроли­рующая власть — правительство, присутственные места, суды, полиция — перестают быть способными поддерживать по­рядок, коль скоро содержимые ими в порядке части перестают снабжать их всем необходимым для жизни, — мы обязаны признать, что и в обществе взаимная зависимость между всеми

284

его частями столь же строга, как и в оргайифм! отличны эти два класса агрегатов в других <3тн<эше] по отношению к этой основной черте и ко вссму1 обходимо вытекает из нее, они вполне сходны дрУг С| 218. Чтобы видеть еще более ясно, каким' образрМ| целого слагается из комбинаций деятелъностей erbj Ьрс' частей, находящихся в тесной взаимной зависимости1, и. образом отсюда вытекает несомненный параллелизм национальной жизнью и жизнью индивидуальной, следует \ '\ обратить внимание на тот факт, что жизнь каждого видимого; организма слагается из жизней крошечных единиц, слишком мелких для того, чтобы быть видимыми невооруженным глазом. Неопровержимое доказательство этого факта может быть почерпнуто нами из рассмотрения странного порядка Мухо-mycetes. Споры, или зародыши, одной из этих грибных форм превращаются в реснитчатых монад, которые в продолжение некоторого времени обнаруживают очень деятельное движение по всем направлениям; по истечении же этого периода из­меняются в форме и становятся похожими на амеб; в этой новой форме они опять — таки движутся туда и сюда, принимают пищу, растут и размножаются путем деления. Затем эти амебообразные индивиды сползаются вместе в группы, и эти последние опять — таки сливаются между собой, составляя таким образом студенистую массу, иной раз едва видимую простым глазом, иной же раз достигающую величины ладони. Этот plasmodlum, имеющий неправильную форму и представ­ляющий собой в большинстве случаев сетчатую поверхность при студенистом внутреннем строении, сам обнаруживает движение то в той, то в другой своей части, делающее его похожим на громадную корненожку (rhizopodes): он медленно всползает по поверхности гниющих веществ, а иной раз взбирается даже вверх по стеблям растений. Итак, мы имеем здесь осязательный пример союза множества мелких живых индивидов для образования нового, сравнительно большого агрегата, в котором они, невидимому, утрачивают свою пре­жнюю индивидуальность,но жизнь которого, однако же, ясно слагается из комбинаций их жизней.

В других случаях вместо единиц, первоначально совершенно раздельных и лишь впоследствии теряющих свою индивиду­альность путем агрегации, мы имеем такие единицы, которые, явившись на свет путем размножения одного и того же зародыша, не разлучаются одна от другой, но тем не менее вполне ясно обнаруживают каждая свою особенную жизнь. Роговые фибры живой губки всегда одеты студенистым вещес­твом, которое, как показывает микроскопическое исследование, состоит из монад, наделенных движением. Рассматривая губку

как целое, мы не можем отказать ей в жизни, ибо она обнаруживает многообразие деятельностей, свойственных толь­ко агрегат>г с определенной индивидуальностью. Те из ее амебообразных единиц, которые находятся на наружной ее поверхности, теряют отчасти свои индивидуальности, сливаясь в род охранительного слоя, или кожи; ее волокнистый скелет, служащий для поддержания ее внешней формы, производится совокупной деятельностью составляющих ее монад; точно так же их совокупная деятельность обусловливает те потоки воды, которые вбираются в нее через мелкие отверстия и выталки­ваются через крупные. Но хотя все это указывает на несо­мненное существование у губки слабой агрегативной жизни, однако отдельные жизни мириад составляющих ее единиц очень мало подчинены ее агрегативной жизни: все эти единицы представляют собой как бы народ, у которого имеются только слабые следы зачинающегося разделения функций. Или, говоря словами профессора Гексли, «губка представляет роль подвод­ного города, обитатели которого стоят вдоль его улиц и переулков таким образом, что каждый из них легко может вылавливать себе пищу из протекающей мимо него воды». Даже для высших животных сохраняется возможность проследить это отношение между агрегативной жизнью и жизнями отдельных частей, составляющих данный агрегат. Кровь представляет собой жидкость, в которой наряду с питательными веществами обращается бесчисленное множество живых единиц — так называемых кровяных телец (или ша­риков). Кдждое из этих кровяных телец имеет свою собствен­ную историю жизни. На первой ступени своего развития каждое из них (известное в этот период жизни под именем белого кровяного тельца) обладает способностью к выполнению независимых движений, сходных с движением амеб; и хогя впоследствии, в форме красного, сплющенного диска, оно уже не обладает видимой деятельностью, однако его индивидуаль­ная жизнь продолжается. Впрочем, присутствие такой инди­видуальной жизни может быть доказано не для одних только тех единил, которые свободно плавают в жидкости, позволя­ющей легко усмотреть внешние проявления этой жизни. Многие слизистые поверхности, как, например, внутренняя повер­хность дыхательных путей, одеты так называемым ресничным зрителем, т.е. слоем мелких клеточек, тесно прижатых друг к другу и обладающих каждая, на своей свободной оконечности, несколькими ресничками, находящимися в непрерывном дви­жении. Качания этих ресничек существенно сходны с такими же качаниями ресничек у монад, живущих в многочисленных проходах, пронизывающих во всех направлениях обыкновенную губку; и как Вхгубке совокупная деятельность этих реснитчатых

286

монад гонит поток воды в известном направлении, так и здесь совокупная деятельность реснитчатых эпителиальных клеток гонит в известном направлении покрывающее их слизистое выделение. Если бы мы пожелали иметь еще больше дока­зательств в пользу индивидуальной жизни каждой из этих эпителиальных клеток, то мы могли бы найти такое доказа­тельство в факте, что, будучи отделены одна от другой и положены в жидкость, они «начинают двигаться туда и сюда с значительной быстротой, с помощью непрерывных волно­образных качаний тех ресничек, которыми они снабжены, и продолжают такое движение довольно значительное время».

Видя, таким образом, что обыкновенный живой организм может рассматриваться как народ, состоящий из отделъньгх единиц, живущих каждая своей индивидуальной жизнью} примем: некоторые из них обладают даже весьма значительной |стёпей|ыЬ независимости, мы легко поймем, что народ, састав^е^ньтй человеческих существ, может вполне справедливо '• ваться как организм. Mi

219. Отношения между жизнями единиц1 и , >кизш (о i mil агрегата представляют собой еще одну отличите^1ьну1э|| черту, общую для рассматриваемых нами случаев. Жизнь arpef ~L может быть разрушена вследствие какой-нибудь1 JG^jrdcTf 0!Ф|Ы непосредственного разрушения жизней всех состав|гак ШДО единиц; и наоборот, если никакая катастрофа ^''ooKpajrirr насильственно жизни агрегата, то эта жизнь' по сво'Ай [про­должительности оставляет далеко за собой отдельные жизни его единиц.

У холоднокровных животных реснитчатые клеточки продол­жают выполнять свои движения с совершенной правильностью еще долго после того,как животное, часть которого они составляют, превратится в неподвижный труп; мышечные волокна еще долго сохраняют свою способность к сокращению под влиянием возбуждений; клеточки выделительных органов продолжают изливать свои продукгы, если только им будет доставляться искусственным образом погребное для этого количество крови; и даже составные части целого органа — такого, у которого есть сердце, — продолжают свою совокуп­ную деятельность в течение многих часов после того, как оно будет вырезано из тела животного. Подобным же образом промышленная деятельность, правительственные координации и т.п., составляющие коллективную жизнь народа, могут быть остановлены насильственным способом — например, вследст­вие вторжения варваров — без непосредственной остановки деятельности всех составляющих этот народ единиц. Некоторые классы этих единиц, в особенности широко распространенные классы, занимающиеся производством пищи, еще долго могут

287

проживать в более отдаленных округах и продолжать свои индивидуальные занятия.

И наоборот, в обоих случаях жизнь агрегата значительно превосходит по своей продолжительности жизни его отдельных единиц, если ничто не приведет ее к насильственному концу. Каждый из мелких животных элементов, составляющих взрос­лое животное, зарождается, развивается, играет свою роль в общей экономии тела, затем умирает, разрушается и заменяется другим, между тем как животное как целое продолжает су­ществовать. В нижнем (глубоком) слое кожи идет постоянное образование новых клеточек путем деления: по мере своего вырастания клеточки эти отодвигаются к наружной стороне, сплющиваются, превращаются в наружный эпителий и, нако­нец, отшелушиваются и отпадают, уступая свои места лежащим ниже более молодым клеткам. Клетки печени, разрастаясь от поглощения веществ, из которых они отделяют желчь, под конец умирают, и освобожденные ими места занимаются другим поколением клеток. Даже кость, кажущаяся такой плотной и такой инертной, повсюду пронизана кровеносными сосудами, приносящими материалы для замещения состарившихся состав­ных частей новыми. И такое замещение, в иных тканях — быстрое, в других — медленное, совершается в таких размерах, что в продолжение существования всего тела все части его разрушаются и воспроизводятся снова по многу раз. То же самое и в такой же мере имеет место и по отношению к обществу и его единицам. Все общество и каждый из его больших отделов продолжают сохранять из года в год свою целостность, несмотря на смерть входящих в их состав от­дельных граждан. Обширная фабрика, находящаяся в каком-нибудь мануфактурном городе и состоящая из живых общес­твенных единиц — людей, продолжает производить известный продукт, удовлетворяющий известную национальную потреб­ность, и продолжает оставаться по истечении целого века той же обширной фабрикой, несмотря на то, что и хозяева, и рабочие, составлявшие ее сто лет назад, давным — давно исчезли с лица земли. То же самое имеет место даже по отношению к еще менее важным частностям промышленного устройства. Известная фирма, берущая свое начало от про­шедших поколений, продолжает вести свои дела под именем своего первого основателя; все ее члены и служащие в от­дельности сменились, быть может, уже много раз, но сама фирма продолжает занимать прежнее положение в промыш­ленном мире и поддерживать прежние отношения с покупа­телями и продавцами. То же самое находим мы повсюду. Правительственные учреждения как общего, так и местного характера, духовные корпорации, армия, всевозможные другие

учреждения вплоть до гильдий, цехов, клубов, человеколюби­вых обществ и пр., обнаруживают весьма значительную про­должительность жизни, далеко превосходящую продолжитель­ность жизней составляющих их личностей. Но этого мало. Нетрудно увидеть, что в силу того же самого закона сущес­твование общества как целого по своей продолжительности значительно превосходит существования некоторых из этих составляющих его частей. Частные союзы, местные обществен­ные учреждения, второстепенные национальные учреждения, целые города, предназначенные для известной национальной промышленности, могут исчезать, между тем как сама нация, постоянно сохраняя свою целостность, будет увеличиваться в размерах и в сложности своего устройства.

В обоих случаях мы видим также, что взаимозаменяемые функции различных отделов слагаются каждая из деятельности множества единиц и что умирание этих единиц одна за другой и замещение их новыми не влияет сколько-нибудь заметно на ту функцию, в которой они принимали участие. Каждый саркозный элемент мышцы изнашивается в свою очередь, удаляется прочь и замешается новым, но остальные ее эле­менты продолжают свои совокупные сокращения по-прежнему; точно так же выход в отставку какого-нибудь общественного деятеля или смерть какого-нибудь торговца лишь весьма мало заметным образом нарушает деятельность торгового учрежде­ния или отдела того промышленного предприятия, в котором он принимал участие.

Вследствие этого в социальном организме, как и в инди­видуальном, выявляется жизнь целого, совершенно отличная* от жизней отдельных единиц, хотя и слагающаяся из этих последних. , : ,

220. От этих сходств между социальным и индивидуальным; организмами мы должны обратиться к рассмотрению трех крайних несходств, которые существуют между ними. Все части животного образуют одно конкретное целое; но части, состдв-ляющие общество, образуют такое целое, которое Должно считаться раздельным, а не конкретным. Живые; единицы,: составляющие животное, тесно связаны между собой и нахо­дятся в непосредственном или почти непосредственном jcoripH-: косновении друг с другом; тогда как живые единицы,! состав-1 ляющие общество, свободны, не находятся в тесном; |сойри-косновении, но рассеяны более или менее далеко друг1 от друга, i Каким же образом можно толковать после этого о каком-либо параллелизме между обществом и организмом?

Хотя это различие имеет ярко выраженный характер и, невидимому, устраняет всякую возможность сравнения, однако внимательное исследование доказывает, что оно менее важно,

289

чем это может казаться с первого взгляда. Позже я покажу, что даже при полном допущении этого различия оно ничуть не противоречит принятию указанной аналогии; но теперь посмотрим, каким образом всякий желающий мог бы доказать, что даже и в этом отношении здесь чувствуется больше сходства, чем может показаться с первого поверхностного взгляда.

Человек, пожелавший доказать это, мог бы утверждать, что физически непрерывное тело животного не состоит повсюду из живых единиц, что оно составлено в значительной мере из обособившихся частей, которые были образованы жизне­деятельными поначалу частями, но позже сделались полужи­выми или даже стали вовсе безжизненными. Взять для примера хотя-бы протоплазматический слой, лежащий под кожей: можно было бы сказать, что этот слой состоит действительно, из живых единиц, но что образующиеся в нем клетки, переходя в эпителиальные чешуйки, превращаются в инертный охрани­тельный аппарат; затем,- указав на нечувствительные ногти, волосы, рога, зубы, образующиеся из этого слоя, можно было бы прибавить, что хотя все эти образования суть составные части организма, однако они едва ли могут быть названы его живыми частями.

Следуя далее тем же путем, человек, пожелавший доказать это, мог бы сказать, что и во всех других частях организма существуют такие протоплазматические слои, из которых вырастают ткани, слагающиеся в различные органы; что эти слои одни только остаются вполне живыми, между тем как развивающиеся из них аппараты теряют свою жизненность пропорционально степени своей специализации; в подтвержде­ние чего он мог бы указать на хрящи, тяжи (сухожилия) и соединительную ткань, которые весьма заметным образом обнаруживают низкую степень присущей им жизненности. Из всего этого он мог бы вывести заключение, что хотя тело животного представляет собой непрерывное целое, однако его существенные единицы, рассматриваемые сами по сеёе, об­разуют такое непрерывное целое только там, где мы находим протоплазматические слои. Вслед за этим он постарался бы доказать, что социальный организм при правильном взгляде на него представляется гораздо менее прерывистым, или дискретным, чем это может показаться сначала. Он мог бы утверждать, что подобно тому как мы включаем в индивиду­альный механизм наряду с вполне живыми его частями также и менее живые и даже вовсе безжизненные его части, имеющие свою долю участия в полной деятельности всего целого, так же точно мы должны включать и в общественный организм не одни только наиболее жизненные единицы — человеческие

290

существа, которые преимущественно определяют наблюдает в нем явления, но также различные роды домашних живртн: которые, стоя ниже на лестнице жизни, оказывают | тем| менее человеку свое содействие под него непрерывным ц тролем равно как и еще более низко стоящие агрейгаъ! растения, которые, размножаясь под влиянием И при со ствии человека, доставляют материалы для живо;гной,щ> веческой деятельностей. В защиту такого взгляда он M! указать на то, в какой мере эти низшие .классы |Органи^мрв сосуществуют с людьми в составе обществ, влияют на:склр1 и деятельность общества в различных случаях, до i какой я сте^ пени различные особенности пастушеского типа зависят от рода разводимых животных и в какой мере в оседлых общес­твах растения, доставляющие пищу, материалы для пряжи и тканья и пр., определяют те или иные особенности общес­твенного склада, те или другие формы различных обществен­ных деятельностей. Показав все это, он мог бы сказать: так как физические и душевные особенности человеческих единиц, равно как и их повседневные действия, • складываются в известной мере под влиянием этих животных и растений, которые, живя при помощи людей и, в свою очередь, помогая жить людям, проникают так глубоко в общественную жизнь, что составляют даже предмет попечений законодательства, то эти низшие существа не могут быть по справедливости ис­ключены из представления об общественном организме. Ре­зюмируя все сказанное, он мог бы вывести такое заключение: если включить в состав общества наряду с человеческими существами и все остальные, менее жизнедеятельные его единицы, т.е. животных и растения, населяющие занимаемую обществом территорию, то получится такой агрегат, в котором непрерывность между частями будет гораздо более приближать­ся к тому, что мы видим в индивидуальном организме, чем это можно было подумать с первого взгляда. Кроме того, в этом случае общество будет сходствовать с организмом еще с той стороны, что оно также окажется составленным из местных агрегатов в высшей степени жизненных единиц, погруженных в обширный агрегат единиц, представляющих различные более низкие степени жизненности; причем эти низшие единицы производятся в известном смысле высшими единицами, видоизменяются ими и получают под их влиянием то или другое расположение в пространстве и времени.

Впрочем, даже и не разделяя этого взгляда, но вполне допуская, что раздельность общественного организма находится в резком противоречии к цельности организма индивидуаль­ного, мы все-таки имеем возможность легко устранить сде­ланное выше возражение.

221. Хотя в индивидуальном организме непрерывная связь между частями составляет необходимое условие той взаимной кооперации частей, посредством которой выполняется его жизнь, и хотя члены социального организма, не образуя конкретного целого, не могут достигать такой взаимной ко­операции путем физических влияний, передаваемых непосред­ственно от одной части к другой, однако они могут достигать и действительно достигают такой кооперации, только иным путем. Хотя они и не,находятся во взаимном соприкосновении, тем не менее они влияют друг на друга через промежуточные звенья при помощи языка чувств и языка ума, словесного и письменного. Для выполнения взаимозависимых действий необходимо, чтобы побудительные импульсы, приспособленные друг к другу со стороны качества, количества и времени, могли передаваться от одной части к другой. В живом существе это требование выполняется при помощи особых молекулярных волн, которые у низших типов неопределенно разливаются по всем направлениям, а у высших передаются по совершенно определенным каналам, функция которых получила знамена­тельное название посреднической. В обществах это требование выполняется при помощи,знаков, символически выражающих чувства и мысли и передающихся от одной личности к дугой, — сначала весьма неопределенным образом и лишь на ко­ротких расстояниях, а потом более определенно и на более значительные расстояния. Другими словами, посредническая функция, не достижимая здесь путем физической передачи стимулов, выполняется тем не менее с помощью языка.

Таким образом, и здесь эффективно устанавливается та взаимосвязь частей, которая составляет организацию. И хотя социальный организм Не конкретен, а разделен, это обстоя­тельство делает его тем не менее настоящим живым целым. 222. Только что рассмотренное нами возражение и данный на него ответ приводят нас косвенным путем к другому контрасту между обществом и организмом — контрасту, име­ющему очень знаменательный смысл и влияющему главным образом на нашу идею относительно той цели, к осуществле­нию которой должна стремиться общественная жизнь.

Хотя раздельность социального организма не препятствует разделению функций и взаимной зависимости частей, однако она не позволяет такой дифференциации зайти так далеко, чтобы одна часть сделалась органом чувства и мысли, а остальные части взамен того 'совершенно утратили всякую чувствительность. Высшие животные, к какому бы классу они ни принадлежали, отличаются от низших сравнительной слож­ностью нервной системы и сравнительным совершенством ее интеграции. В то время как у низших типов их мелкие,

292

рассеянные нервные узелки существуют, можно сказать, только для блага других аппаратов, концентрированные узлы высших типов представляют собой, наоборот, другие аппараты, для блага которых, можно сказать, существуют все остальные. Хотя развитая нервная система управляет действиями всего тела таким образом, чтобы сохранить его целостность, однако конечной целью всех этих действий служит благосостояние самой нервной системы, так как вред, нанесенный какому-нибудь органу, получает важность только вследствие того, что он причиняет нервной системе непосредственным или отда­ленным образом известное страдание или лишает ее известного удовольствия. Но раздельность общества отрицает возможность проведения в нем дифференциаций до этой крайней ступени. В индивидуальном организме большая часть его мелких живых единиц локализована постоянным образом; большинство их зачинается, вырастает, действует, размножается и; умирает на том же самом месте, а потом все эти прочно локализованные единицы в течение бесконечного ряда поколений, так Сказать, пригоняются каждая к своей функции, так что ; некоторые из них становятся особенно чувствительными, а другие] fco^ бесчувственными. Но в социальном организме мы видиш Его составные единицы, не находясь в непосредсАвр! соприкосновении и будучи удерживаемы в своих относи' ч положениях с меньшей строгостью, не могут дифферс! ваться в такой мере, чтобы одни из них стали; ilccJB^ чувственными, а другие монополизировали себе всякое В действительности и тут существуют слабые слрдз дифференциации. Человеческие существа не сходйы \ меэ собой отношении количества ощущения и чувства, вызываев в них одинаковыми причинами: в одних замечается значитель­ная черствость, в других — значительная восприимчивость. Контрасты этого рода могут постоянно наблюдаться в пределах одного и того же общества даже тогда, когда его члены принадлежат к одной и той же расе; но особенно в тех случаях, когда члены его принадлежат к двум различным расам — господствующей и покоренной. Единицы, занимающиеся руч­ным трудом и ведущие тяжелую жизнь, вообще менее чув­ствительны, чем единицы, работающие головой и лучше обеспеченные в своей жизни. Но хотя регулятивные (прави­тельственные) аппараты социального организма действительно стремятся — подобно регулятивным аппаратам индивидуаль­ного организма — стать исключительным вместилищем чув­ствования, однако это стремление постоянно сдерживается отсутствием здесь той физической непрерывности, которая ведет к постоянству функции; оно сдерживается также и тем обстоятельством, что даже единицы, занимающиеся ручным

293

трудом, постоянно нуждаются в чувствовании для должного выполнения своих функций.

Итак, вот в чем состоит основное отличие между этими двумя родами организмов. В первом сознание концентрировано в одной небольшой части агрегата. В другом сознание разлито по всему агрегату: все его единицы способны чувствовать наслаждение и страдание, если не в равной степени, то приблизительно одинаково. Следовательно, тут не существует ничего похожего на какое-либо «общественное чувствилище», а поэтому благосостояние агрегата, рассматриваемое незави­симо от благосостояния составляющих его единиц, никогда не может считаться целью общественных стремлений. Общество существует для блага своих членов, а не члены существуют для блага общества. Следует всегда помнить, что как бы ни были велики усилия, направленные к благосостоянию поли­тического агрегата, все притязания этого политического агре­гата сами по себе суть ничто, и что они становятся чем-нибудь лишь в той мере, в какой воплошают в себе притязания составляющих этот агрегат единиц.

223. Высказав это последнее соображение, которое должно считаться скорее отклонением от предыдущей аргументации, чем ее продолжением, вернемся теперь назад и перечислим вкратце те различные доводы, которые принуждают нас смот­реть на общество как на организм.

В обществе имеет место явление постоянного роста. По мере его возрастания части его, становясь несходными друг с другом, обнаруживают увеличение сложности строения; в то же самое время эти несходные части принимают на себя выполнение несходных деятельностей; эти деятельности не только различны между собой, но эти различия еще и находятся в таких отношениях друг к другу, что одни делают возможными другие; являющаяся таким образом взаимная помощь вызывает вза­имную зависимость всех частей общества; и эти взаимозави­симые части, живя при помощи друг друга и друг для друга, образуют агрегат, построенный на том же самом общем начале, что и индивидуальный организм. Аналогия между обществом и организмом становится еще яснее, когда мы узнаем, что каждый организм сколько-нибудь заметного объема есть об­щество, а также, когда мы узнаем, далее, что в обоих случаях жизни единиц продолжаются еще в течение некоторого вре­мени после того, как жизнь агрегата будет неожиданно ос­тановлена каким-нибудь насильственным способом, и что в обоих случаях жизнь агрегата, не будучи остановлена путем насилия, далеко превосходит по своей продолжительности жизни его единиц. Хотя один из сравниваемых нами агрегатов объединен, а другой разделен, и хотя это обстоятельство влечет

294

за собой различие в тех целях, которые достигаются органи­зацией в каждом из этих двух случаев, однако оно не влечет за собой различия со стороны законов организа!гяи, которые одинаковы для обоих случаев; ибо необходимое условие каждой организации, а именно — возможность для всех частей ор­ганизма влиять друг на друга — существует и в обществе, хотя оно и выполняется здесь не прямым, а косвенным путем. Рассмотрев, таким образом, в самых общих чертах те доводы, которые заставляют нас смотреть на общество как на организм, мы можем считать себя достаточно подготовленными к тому, чтобы проследить это сравнение в его подробностях. Мы увидим, что чем далее мы будем следить за этой аналогией, тем более будем убеждаться в ее верности.

Глава III

ОБЩЕСТВЕННЫЙ РОСТ j

224. Общества, как и живые существа, зачинаются из зародышей, т.е. берут свое начало от таких скоплений, вели­чина которых крайне ничтожна по сравнению с той, которой они достигают впоследствии. Никто не решится оспаривать тот факт, что самые большие общества возникли вначале из небольших кочующих орд, подобных тем, которые мы встре­чаем теперь у самых низших человеческих рас. Орудия и утварь у доисторических народов оказываются более грубыми, чем даже те, которые употребляются нынешними дикарями, что указывает на отсутствие у них тех искусств, которые одни только делают возможными обширные скопления людей. Некоторые религиозные обряды, сохранившиеся в культах древних исторических рас с незапамятных времен, указывают на тот период цивилизации, когда прародители этих рас употребляли кремневые ножи и добывали 9ГОНЬ из; | дерева посредством трения, и потому должны были жить маленъкими группами, которые только и могут существовать: до .применил земледелия. ,! : ' ; j j |; :

Смысл всех этих фактов в том, что процесс |ИНТвграц и| прямой и косвенный, породил с течением времени!ira*j?<: общественные агрегаты, которые по своему объему|прев|рс)?о, Ц'' в миллионы раз те мелкие общественные агрегаты, чтЬ||рг. У: только и существовали в самые отдаленные, времена jfke. о-веческой истории. Таким образом, общесТЁенныи | podr достигаемым им размерам оказывается аналогичным p'f— живых существ. ' •:! ';

225. Это черта надорганического развития, сходна с i*-"wir ветствующей ей чертой органического развития [ ещё || с! той

295

стороны, что в обоих случаях агрегаты различных классов обнаруживают явления роста в чрезвычайно различной степени.

Пересматривая наскоро всю совокупность животных типов, мы видим, что члены обширного класса Protozoa редко вырастают за пределы того микроскопического объема, с которого начинает свое развитие всякое высшее животное. У многочисленных и разнообразных Coelenterata величина тела колеблется между размерами маленькой гидры и большой медузы. У кольчатых 'и мягкотелых контраст между самыми крупными и самыми мелкими их представителями может быть назван громадным. Точно так же и позвоночные, будучи в среднем крупнее остальных классов, обнаруживают огромные различия между отдельными своими членами в отношении достигаемых ими размеров.

Подобные же различия в отношении роста поражают нас и при обозрении всей совокупности людских обществ. Многие области земного шара представляют нам мелкие, рассеянные орды — эти выжившие доныне образчики первобытного об­щественного типа. Так, мы имеем тут лесных веддахов, живущих иной раз одиночными парами и только изредка сбивающихся в небольшие группы; далее, мы имеем бушменов, блуждающих по своим пустыням отдельными семьями и лишь случайно образующих более крупные группы; затем мы имеем огнезе­мельцев, живущих по дюжине вместе или, редко, человек по двадцати. У австралийцев, тасманийцев, андаманцев число членов ц отдельном племени колеблется, быть может, между двадцатью и пятьюдесятью. Такое же ограничение численности племени этими первобытными размерами встречаем у эски­мосов, где обитаемая страна чересчур негостеприимна для человека, у индейцев из племени даггер, где размножению мешает слишком слабое развитие житейских искусств, и у некоторых из горных племен Индии, каковы джуанги, где дальнейший общественный рост встречает себе помеху со стороны соседних, более высоких рас. Но там, где плодородная почва доставляет много пищи,и там, где более оседлая жизнь, порождая земледелие, опять-таки увеличивает запас пищи, мы находим более обширные общественные агрегаты, например, на островах Полинезии и во многих областях Африки. Тут местами сотня или две, местами несколько тысяч, а местами и много тысяч людей удерживаются вместе более или менее совершенным образом и составляют более или менее плотную массу. И, наконец, в наиболее высокоразвитых обществах вместо отчасти сплоченных тысяч мы имеем вполне сплочен­ные миллионы.

226. Рост индивидуального организма и рост общественного организма сходны между собой еще в другом отношении. В

296 : • .

каждом из этих случаев увеличение размера совершается с помощью двух процессов, которые имеют место иной раз порознь, а иной раз вместе. Возрастание размера1 i может совершаться или путем простого увеличения единиц, ведущего к увеличению группы, или путем слияния уже сложившихся групп, причем получившиеся таким путем группы'групп моНт снова сливаться. Параллелизм первого способа для обоих] случаев слишком прост, чтобы нуждаться в пояснениях; !нЬ —±Ljt случай должен быть пояснен фактами, в которых! В: руживается. • •<

Органическая интеграция была уже подробно !р|а в «Основаниях биологии», п. 180-211; но здесь I lit снова припомнить ее вкратце, чтобы сделатй наше 'Сра[внениЬ понятным. Прежде всего взглянем на органичес|сую'г|г?>уппиг ровку первой, второй и т.д. степеней, обнаруживающуюся в растительном царстве, так как здесь она может быть npocJle-жена с большей легкостью. ;

Растения самых низших порядков представляют собой просто крошечные клеточки, неисчислимые мириады которых то окрашивают стоячие воды, то образуют зеленые пленки,одевающие различные сырые поверхности.Путем сли­яния таких клеточек образуются маленькие, нежные нити, кружки, шарики и пр., равно как и бесформенные или же пластинчатые массы. Когда такая пластинчатая масса не обнаруживает почти никакой дифференциации, как у морской водоросли, она называется ростцем, или слоевищем (thallus), когда же она представляет кое-какие признаки внутреннего строения, как у некоторых вышестоящих тайнобрачных, она называется листовшцем, или вайей (frond); но и в том, и в другом случае эта масса представляет обширную, но простую группу одноклеточных протофитов, упомянутых нами с самого начала. Такие листовища опять-таки соединяются между собой, у некоторых низших тайнобрачных — лишь временным об­разом, у высших же — в совершенно постоянные группы, причем появляется ряд листовых поверхностей, соединенных между собой ползучим стеблем. Отсюда возникает потом явнобрачная ось, т.е. побег с его листовыми органами, или просто листьями. Другими словами, тут имеет место уже группа групп, имеющая постоянный характер. Затем, когда из этой оси разовьются побочные оси, а из них опять ветви, веточки и т. д., мы получим ряд сложных органических группировок все более и более высоких степеней. В животном царстве происходит то же самое, только в менее правильной и более скрытой форме. Самое маленькое животное, как и самое маленькое растение, есть крошечная группа живых молекул, или физиологических единиц. Эти самые маленькие животные

297 '

сливаются в новые группы, представляющие много различных форм и ступеней. В некоторых случаях, как, например, у сложных Vorticeljae и у губок, их индивидуальности почти нисколько не стираются индивидуальностью составляемого ими агрегата; но с прогрессивным развитием сложного агрегата индивидуальности составляющих его агрегатов становятся менее и менее ясными. Так, например, хотя в некоторых Coelenterata они и сохраняют еще значительную самостоятельность — это можно видеть из того, что, будучи отделены от составляемого ими агрегата, они движутся на манер амеб, — однако уже и здесь их индивидуальности в очень значительной мере поглощаются индивидуальностью составляемого ими агрегата, как в этом можно убедиться на примере обыкновенной гидры. Из совокупности этих вторичных агрегатов возникают подо­бным же образом третичные агрегаты. Различные формы и фазы этого процесса могут наблюдаться на многочисленных типах порядка Coelenterata. Здесь мы имеем в виду ветвистую гидру, в которой отдельные полипы сохраняют каждый свою индивидуальность, а общий полипняк служит только для удержания их вместе; затем тут имеются такие формы, как Velella, в которой составляющие ее полипы до такой степени изменены и слиты друг с другом, что их индивидуальность долго ускользала от взора наблюдателей. Среди Mouscoida мы имеем и слабо связанные третичные агрегаты — в отряде Salpidae, где эга сплоченность третичного агрегата почти совершенно стирает индивидуальности составляющих его вто­ричных агрегатов. То же самое мы видим и у некоторых кольчатых типов (Armulosa) и, как я старался доказать, у всех вообще Annulosa.

Общественный рост совершается путем подобного же сли­яния общественных групл различных степеней. Первичная общественная группа, подобно первичной группе физиологи­ческих единиц, с которой начинается органическое развитие, никогда не достигает сколько-нибудь значительного размера путем простого разрастания. Рассматривая такие крайние примеры, как те, что предоставляются нам огнеземельцами, у которых скудость запасов естественной пищи, обеспечива­емых им их суровым обиталищем, не дозволяет жить в одном месте более чем двадцати человекам или около того; или андаманцами, принужденными ограничиваться узкой береговой полосой, запертой сзади непроницаемой лесной чашей, где сорок человек есть наибольшее число, могущее найти себе достаточно добычи, не удаляясь слишком далеко от своих временных жилищ; или бушменами, блуждающими по голым пустыням, где могут существовать только самые маленькие орды и где даже отдельная семья «бывает вынуждена иной раз разойтись в разные стороны, ибо одно и то же место не

298

может доставить ее членам такого количества пищи, которого хватило бы на пропитание их всех», — мы видим, что во всех этих случаях группа наталкивается при своем разрастании на некоторые неизбежные пределы, перейдя которые она бывает вынуждена отделить и отослать от себя образовавшийся из­быток, который складывается в новую маленькую группу, подобную первоначальной. Даже в довольно плодоносных областях общественные группы по истечении некоторого времени бывают вынуждены к подобному же распадению на части. Увеличиваясь в своей численности, первобытное племя распространяется все шире и шире и, наконец, развивается так широко, что различные его части теряют взаимную связь и распадаются на независимые группы, которые — с превра­щением их постоянно расходящихся диалектов в различные языки — сами превращаются в различные племена. Часто за этим не следует ничего другого, кроме повторения того же процесса. Взаимные столкновения племен, уменьшение и умирание одних, разрастание и самопроизвольное разделение других продолжают тянуться из века в век бесконечной че­редой. Образование более крупного общества происходит только путем комбинации этих более мелких обществ; при этом разделения, вызванные прежними распадениями, не стираются j вследствие такого процесса. Процесс этот может j наблюдаться i' еще и теперь на различных своих ступенях у| лйяогих неци­вилизованных рас, где он проходит так, как он и/происхс(аи|л ! когда-то у предков прежних и нынешних цивилизован^иф рас•. j Вместо абсолютной независимости мелких Ьрд^ наблюдаемьк нами у самых низших рас, мы находим ; у j Дикарей,] : [уже несколько продвинувшихся по пути развития; j: присутствие некоторой, хотя и' слабой, связи между их; несколько' |! ;бсЬл^е крупными ордами. В Северной Америке каждое из [грех |ба'льших племен команчей состоит из многих банд, связанных фежДу собой посредством лишь тех слабых уз, которъЬ' вытАкакгг из личного характера Великого Вождя. Племя дакотов'состоит, по словам Бертона, из семи главных банд, каждая из которых распадается на несколько меньших, общее число которых, по свидетельству Кэтлина, простирается до сорока двух; подобным же образом каждый из пяти ирокезских народцев распадается на восемь племен. При благоприятных условиях из этих слабо связанных между собой первоначальных групп возникают союзы более тесного свойства; но такие союзы лишь очень редко получают постоянный характер. Самая обыкновенная форма этого процесса изображена Масоном в его описании каренов: «Каждая деревня с ее бедными владениями есть независимое государство, и каждый вождь есть самостоятельный государь; но время от времени пояшшется между ними маленький Наполеон, который подчиняет себе королевство и основывает

империю. Однако такие династии не переживают своего основателя». Подобное же мы видим и в Африке. Лингвистон говорит: «Прежде все маганджийцы состояли под управлением своего великого вождя Унди...; но по смерти Унди королевство его распалось на куски... Такое распадение составляет с незапамятных времен неизбежную судьбу всякой африканской империи». Только случайно возникают сложные общественные агрегаты, выдерживающие такую связь в продолжение значи­тельного периода временя, каково, например, Дагомейское королевство или королевство Ашантиев, которые представляют собой собрание мелких государств, обязанных чем-то вроде феодального подчинения одному общему государю. В истории Мадагаскара и разных полинезийских островов мы также постоянно видим такие сложные общественные группы вре­менного характера, причем в некоторых случаях из них сла­гаются под конец постоянные группы. Вымершие цивилизо­ванные расы в древнейшие времена своей истории прошли через такие же ступени. До словам Масперо, Египет «в самом начале был населен большим числом племен, которые потом стали объединяться одновременно в различных его пунктах в маленькие независимые государства, имевшие каждое свое собственное законодательство и свой собственный культ». Первыми сложными общественными группами, возникшими у греков, были те маленькие группы, которые появились вслед­ствие покорения более слабых городов их более сильными соседями. А в Северной Европе во времена ее языческого периода образчиками этой второй ступени агрегации были многочисленные германские племена с их кантональными подразделениями внутри каждого отдельного племени. Когда такие сложные общества достаточно сплотятся, повторение того же самого процесса, но в еще более широких размерах, приводит к образованию обществ двойной сложности, которые обыкновенно обнаруживают лишь весьма слабую внутреннюю связь, но в некоторых случаях становятся вполне связными и прочными агрегатами. Масперо говорит, что те мелкие государства, из которых состоял в древности Египет и которые произошли путем интеграции населявших его племен, слились впоследствии в два больших княжества — Верхний Египет и Нижний Египет, а эти последние слились, в свою очередь, в одно большое государство, причем прежние мелкие государ­ства стали его провинциями. Хвастливые летописи месопотам-ских царей также повествуют о подобном сплочении воедино прежних независимых союзов. Также и в Греции та интеграция, которая была вначале лишь местной, стала впоследствии стягивать все прежние маленькие общества в две больших конфедерации. То же самое происходило и в Европе — как до, так и после начала христианской эры. Во времена Римской

300

империи многие племена сливались в федерации 'Для:' Ьбор!р-' нительных целей; с течением времени эти федерации Приоб­рели значительную прочность, а еще позже сами вошли в состав более обширных агрегатов. В позднейшие времена за периодом неопределенных и изменчивых комбинаций насту­пало слияние мелких феодальных областей в провинции, а этих последних — в королевства, как это мы можем видеть, например, из истории Франции.

Так что и в органическом, и в надорганическом росте мы видим один и тот же процесс сложения, или слияния, вос­ходящий последовательно все выше и выше. В обоих случаях за некоторой консолидацией самых мелких агрегатов идет процесс образования самых крупных агрегатов путем соеди­нения первых в одну общую группу; и в обоих случаях повторения этого процесса превращают вторичные агрегаты в третичные.

227. Сравнение органического роста и надорганического дают нам еще одну аналогию. Выше мы уже сказали, что разрастание путем умножения числа индивидов в группе может иметь место одновременно; и, действительно, такое одновре­менное разрастание этими двумя путями наблюдается в обоих сравниваемых случаях.

Первоначальные группы в животном и общественном мире не только незначительны по своим размерам, но и рыхлы. Существа низших типов занимают очень много пространства сравнительно с количеством содержащегося в них животного вещества; точно так же и общества низших типов простираются на более обширные пространства сравнительно с числом составляющих их индивидов. Но как в животном мире ин­теграция проявляется столь же в концентрации, сколь и в объеме, так же и общественная интеграция, являющаяся результатом слияния отдельных групп, дополняется процессом умножения числа индивидов в каждой группе. Если мы срав­ним населенность областей, обитаемых дикими племенами, с населенностью европейских областей таких же размеров, или плотность населения Англии во время гепархии1 с нынешней плотностью ее населения, то увидим, что кроме разрастания, которое последовало за слиянием отдельных групп, здесь постоянно шло еще и разрастание путем заполнения свободных промежутков. Высшее животное не только больше низшегб^ но и плотнее его; и тот же самый результат по'лучается !|нз сравнения высшего общества с низшим. ; , i , j |. • [ 111[ 1

Итак, общественный рост, подобно росту живого сущее-обнаруживает основную черту развития с двух ее |сторон., в том, и в другом случае интеграция проявляется ^'

Тепархия — «Ссмицарствия» (греч.). Англия в конце VI, пн была разделена на семь самостоятельных королеве-га (jpet

образом: как в достижении более объемной массы, так и в прогрессивном приближении этой массы к тому состоянию сплоченности, которое обусловливается тесным сближением ее частей.

Впрочем, справедливость требует прибавить, что существует такой способ общественного роста, который не находит себе ни малейшей аналогии в органическом росте, — это рост путем миграции, или перехода единиц из одного общества в другое. У многих первобытньи и у немногих развитых групп этот фактор имеет немалое значение; но вообще влияние его столь ничтожно по сравнению с влиянием роста путем умножения населения и путем слияния прежних независимых групп, что он не изменяет в сколько-нибудь заметной степени рассмат­риваемой нами аналогии.

Глава IV

ОБЩЕСТВЕННОЕ СТРОЕНИЕ

228. В обществах, как и в живых существах, возрастание обшей массы сопровождается обыкновенно возрастанием слож­ности строения параллельно той интеграции, которая состав­ляет первичную черту развития, заключающуюся в дифферен­циации.

Совокупный ход этих двух явлений в животном царстве был описан в «Основаниях биологии», 44. Мы видели там, что за исключением некоторых низших родов животных, функции которых стоят немногим выше функций растений, во всем этом царстве господствует тот общий закон, что крупные агрегаты обладают высокой организацией. Ограничения этого закона, обусловливаемые различиями среды, местом обитания, типа и пр., весьма многочисленны; но все эти ограничения оставляют неприкосновенной ту истину, что для функционирования сложной жизни крупной массы требуется сложное устройство. То же самое справедливо и для общества. Восходя от самых мелких групп к более крупным, от простых групп к сложным, от сложных групп к группам двойной сложности, мы замечаем постоянное возрастание несходств между частями группы. Общественная масса очень мелких размеров отличается одно­родностью своего состава, но с каждым увеличением ее размера обыкновенно увеличивается и ее разнородность; для достиже­ния же значительного объема требуется приобретение значи­тельной разнородности. Взглянем же вкратце на те последо­вательные ступени, .через которые она проходит при этом. Весьма существенно, что при таком быте, как быт кайягу-асов, или лесных индейцев Южной Америки, у которых «каждая

302

семья живет на некотором расстоянии от остальных», невоз­можна никакая общественная организация; и что даже там, где между отдельными семьями уже существует кое-какая слабая связь, такая организация не может установиться, пока эти семьи слишком немногочисленны и ведут кочевую жизнь. Группы эскимосов, австралийцев, бушменов, огнеземельцев и т.п. не обнаруживают даже того первичного контраста: Msxjjy общественными частями, который выражается! в "установлении звания вождя или главы племени. Члены :этих групп; tke подчинены никакой власти, кроме той, которая |слун&йно 11 p временно достается в удел или более сильному,!: й4и|' смышленому, или более опытному, так что такие гру: имеют даже центрального звена. Повсюду,: тле | простые группы сколько-нибудь значительных (размер обыкновенно находим какого-нибудь главу.! Нельзя чтобы это правило не имело исключений (ибр,! ;каю мы впоследствии, генезис контролирующей власти! зависит h ^ . общественной деятельности), но все-таки его можно считать общим правилом. Группы, не имеющие глав и вполне-сво­бодные от всякого подчинения и управления, бывают: недд-| статочно связаны и распадаются на части, прежде чем успеют достичь значительных размеров; но во всяком постоянном агрегате, достигающем сотни человек- или превосходящем эту цифру, мы обыкновенно находим простой или сложный правительственный аппарат, т.е. одного человека или большее число людей, заявляющих притязания на власть (естественную или сверхъестественную, или на ту и другую власть) и дей­ствительно пользующихся такой властью. В этом состоит первая общественная дифференциация. Вскоре, вслед за ней, возни­кает обыкновенно вторая дифференциация, стремящаяся ус­тановить разделение между направительной и исполнительной частями общества. У самых низших племен это разделение выражается в грубой форме в различии относительно положе­ния и обязанностей двух полов: мужчины, обладая неограни­ченной властью, занимаются только внешними делами, зна­комыми данному племени, главным образом войной; женщины представляют собой покорных домашних рабов, выполняющих менее замысловатые функции в процессе прокормления семьи. Но с увеличением численности племени и с развитием и укреплением власти, ведущими обыкновенно к военному превосходству над соседними племенами, исполнительная часть постепенно расширяется путем присоединения к ней пленни­ков. Процесс этот начинается незаметным образом. В то время как мужчины, участвовавшие в битве, избиваются и часто поедаются, личности, не принимавшие участия в битве, об­ращаются в рабство: так, например, патагонцы порабощают

303

например, племена Австралии), всегда происходит обмен продуктами, доставляемыми различными поселениями, разуме­ется, кроме тех случаев, когда эти племена находятся в войне друг с другом, И очевидно, что там, где уже достигнута такая степень интеграции, как на Мадагаскаре или как в главных негритянских государствах Африки, внутренний мир, следую­щий за подчинением одному правительству, делает промыш­ленные сношения легкими, а потому вызывает их усиление. Постоянное удерживание вместе первоначально сходных частей делает возможным появление между ними взаимной зависи­мости, а с возрастанием взаимной зависимости возрастает и несходство между частями,

230. Итак, как в индивидуальном, так и в общественном организме процесс агрегации постоянно сопровождается про­грессом организации, причем этот последний следует в обоих случаях тому же самому закону, заключающемуся в том. что последовательные дифференциации подвигаются всегда от более общего к более специальному. Прежде всего появляются крупные и простые отличия между частями;затем в каждой из этих грубо обозначенных частей наступают изменения, разде­ляющие ее на несходные между собой отделы; после этого в таких несходных подотделах возникают новые несходства, и так далее.

Действие этого закона в животном мире может быть по­казано на последовательных ступенях развития цереброспи­нальной оси, или позвоночника. В самом начале цереброс­пинальной канал представляет собой продолговатое углубление бластодермы, известное под названием «первичной бороздки»: на этой стадии не видно еще и малейшего признака позвонков; не видно даже различия между той его частью, которая превратится потом в голову, и той, которая станет спинным хребтом. Через некоторое время края, ограничивающие эту бороздку, начинают разрастаться и сгибаться над ней, причем этот процесс идет более быстро на переднем ее конце, который в то же время расширяется, вследствие чего череп начинает делаться отличным от спины; и так как спинная часть начинает при этом распадаться на сегменты, между тем как головная часть продолжает сохранять свою неразделенность, то контраст между этими двумя частями усиливается еще больше, В каждом из этих главных отделов вскоре возникают другие, меньшие подразделения. Зачаточный череп начинает смыкаться вперед и обнаруживать три расширения, соответствующих заключаю­щимся в них нервным образованиям, а сегментация спинного хребта, дойдя до обоих его концов, производит почти одно­образный ряд первичных позвонков — protovertebrae. Вначале эти первичные позвонки не только мало отличаются друг от

306

каждый из них обладает очень!'Ьр'р<;!ги{«

друга, но еще

а именно — представляет собой четырехугЬль| массу. Постепенно этот почти однообразный р} на несходные между собой группы: поясничную. Этого мало. В то время лизируются таким образом и распадаются на отличный дЬуг от друга группы, каждый из них начинает изменяться! и переходить из своей первоначальной формы, обшей для него со всеми остальными, в собственную, специальную форму, отличающую его от всех других позвонков. Подобные же процессы совершаются в это время во всех других частях зародыша: повсюду прежде всего каждая крупная часть начи­нает становиться несходной с остальными; затем каждая такая часть начинает распадаться на другие, меньшие части, которые также становятся постепенно все более и более несходными друг с другом, и так далее.

В общественном развитии повсюду могут быть прослежены аналогичные этому метаморфозы. Для примера можно указать хотя бы на развитие аппарата, заведующего религиозным контролем. У простых племен и групп племен на ранних ступенях агрегации мы находим людей, которые суть в одно и то же время и колдуны, и жрецы, и гадатели, и заклинатели, и доктора, — людей, которые действуют на воображаемые сверхъестественные существа всеми возможными путями: то умилостивляя их, то выпрашивая у них знание и помощь, то приказывая им, то подчиняя их своей воле. С прогрессом общественной интеграции здесь появляются одновременно и различия со стороны деятельности, или функции, и различия со стороны сана, или иерархического положения. На острове Танна «существует особый класс жрецов-насьшателей дождей»; на фиджийских островах, кроме жрецов, имеются еще и ясновидцы; у обитателей Сэндвичевых островов имеются не только жрецы, но и гадатели; у новозеландцев Томсон отличает жрецов от колдунов; а у кафров, кроме гадателей и подавателей дождей, существует еще два класса лекарей, из которых один лечит своих пациентов только естественными средствами, а другой основывает свое лечение на помощи сверхъестественных сил. Более передовые общества — как, например, общества Древней Америки — обнаруживают еще больше разнообразия по отношению к этому первоначально однообразному общес­твенному аппарату. Например, в Мексике медицинское сосло­вие, происходившее по прямой линии от колдунов, которые действовали на сверхъестественных агентов, считавшихся при-чинами болезней, отвращающими мерами, было вполне Ьт^ичт словия жрецов, которые в своих сношения^ :со:сзеЬхъ^ иным миром прибегали к умилоствительнЬш 'средствам.

но от сосл естественным )

!!зо:

Далее, сам жреческий класс распадался у них на несколько различных отделов, которые распределяли между собой раз­личные религиозные обязанности: тут были и жертвоприно-сители, и гадатели, и певцы, и сочинители гимнов, и настав­ники юношества, и т.д.; кроме того, среди жрецов существовала здесь известная иерархия, т.е. известная система различий относительно занимаемого сана. Этот прогресс от общего к специальному в пределах жреческого сословия привел у более вышестоящих народов к столь резким отличиям между раз­личными его отделами, что они заставили совершенно поза­быть существовавшее первоначально между ними родство. Жрецы-астрологи древних рас были представителями нашего ученого класса, который распался теперь на множество раз­нообразнейших социальных групп; от жрецов-докторов древ­ности произошло наше медицинское сословие с его крупными и мелкими подразделениями; а в собственно духовном классе возникли не только всевозможные ступени духовного сана — от папы до причетника, но и разнообразнейшие роды свя­щеннодействующих: иереи, дьяконы, певчие, заклинатели и пр., равно как и многочисленные ордены монахов и монахинь. То же самое мы увидели бы и в том случае, если бы нам вздумалось проследить генезис какого-нибудь промышленного отдела; так, например, от первобытных кузнецов, плавивших самолично то железо, из которого они делали потом разные орудия, мы дошли бы постепенно до нынешних железно-заводских и железно-мануфактурных округов, где приготовле­ние металла подразделяется на плавку, очищение, пудлинго­вание., прокат и пр., а изготовление из него разных орудий распадается на множество отделов и выполняется на много­численных специальных фабриках.

Тот род преобразования, который поясняется примерами, есть в действительности не что иное как одна из форм преобразования однородного в разнородное, характеризующего процесс развития повсюду, где бы мы его ни встретили; но мы должны обратить здесь внимание на ту истину, что такое преобразование однородного в разнородное в особенно высо­кой степени характеризует именно развитие индивидуальных и общественных организмов.

231. Внимательное рассмотрение фактов указывает на еще одну поразительную параллель между обществом и организмом в отношении их строения. Органы животного и органы об­щества, рассматриваемые в отношении их внутреннего устрой­ства, оказываются построенными на основе одного и того же принципа.

Хотя различные внутренние органы животного отличаются друг от друга во многих отношениях, однако в их устройстве

308

есть такие черты, которые общи им всем. Всякий такой орган состоит из приспособлений для проведения через него пищи, доставления ему материалов для его деятельности, выведения продуктов этой деятельности, а также удаления ставших негодными веществ; кроме того, в нем всегда существуют еще приспособления, служащие для усиления или ослабления его деятельности. Хотя печень и почка сильно отличаются одна от другой и по внешнему виду, и по гистологическому стро­ению, и по выполняемым ими функциям, однако каждая из них имеет свою систему артерий, свою систему вен, CBOJO систему лимфатических сосудов; в каждой из них имеется свЙя система разветвленных канальцев для выведения специфичес­ких выделений и своя система нервов, то возбуждающих, [ТО! сдерживающих ее деятельность. То же самое ! применило'!и||& тем более высоким органам, которые, вместо тогб j :чтобы Приготовлять, очищать и распределять кровь, помогают o6in,eky ходу жизни выполнением внешних действий, —•. 1к| йервнът i и мышечным органам. Эти органы также имеют :свЬи kaHaijbi I для доставления им годных к употреблению ^BeiktecTBJ1 РврИ каналы для удаления негодных и испорченных веш|ертв|и стой1 каналы для выведения веществ, уже побывавших! в: употреог лении; они имеют также свои нервные клетки 'и волокна, управляющие их работой. Так что наряду с резкими различиями в строении различные органы животного обладают и этими явными чертами сходства в отношении своего внутреннего устройства.

То же самое мы видим и в обществе. Каждая группа граждан, образующая собой орган, производящий какой-нибудь продукт на пользу всего народа или удовлетворяющий каким-либо другим путем общенародные нужды, обладает известной суммой вспомогательных приспособлений, которые в сущес­твенных чертах совершенно сходны с вспомогательными приспособлениями всякого другого органа, выполняющего всякую другую функцию. Возьмем ли мы округ хлопчато­бумажного производства, или округ ножевых изделий, или какой-либо другой, в каждом из них мы найдем известную группу граждан, или известный аппарат, занятый доставлением сырых материалов, и другой аппарат, занятый собиранием и отсылкой изготовленных продуктов; в каждом из них имеется сложный аппарат, состоящий из мелких и крупных каналов, по которым известная сумма житейских необходимостей из­влекается из общего ее запаса, циркулирующего по целому государству, и доставляется в данный округ местным работ­никам и людям, надзирающим за их трудом и управляющим их деятельностью; в каждом из них существуют особые при­способления — почтовые и другие — для перенесения тех

309

импульсов, которые то возбуждают, то сдерживают местную промышленность; в каждом из них имеются контролирующие власти политического и религиозного характера, поддержива­ющие порядок и способствующие непрерывному продолжению здоровой деятельности всего целого. Точно то же найдем мы и в том случае, если от округа, поставляющего известный продукт, мы обратимся к какому-нибудь морскому порту, который поглощает и отсылает всевозможные товары: и здесь мы найдем почти те же самые распределительные и сдержи­вающие приспособления. Даже в тех случаях, когда этот общественный орган, вместо того чтобы выполнять какую-нибудь материальную деятельность, имеет своей задачей, подобно университету', приготовление известных классов об­щественных единиц к выполнению известных общественных функций, этот общественный тип строения повторяется, как в вышеприведенных случаях: н здесь приспособления для поддержания и регулирования местной деятельности, отличаясь от того, что мы видим в других органах, во многих отношениях сходствуют, однако, с этими другими приспособлениями во всем существенном, т.е. и тут существуют такие же классы распределителей, такие же классы гражданского контроля и такой же специально сложившийся класс церковного контроля. Если мы заметим еще при этом, что эта общность устрой­ства общественных органов, подобно общности устройства органов живого тела, необходимо сопровождает взаимную зависимость всех органов друг от друга, то мы увидим еще с большей ясностью, чем прежде, как велико сходство между природой индивидуальной организации и природой организа­ции общественной.

232. Нельзя не указать здесь еще на одну структурную аналогию между обществом и организмом. Развитие органов в живом теле проходит через три ступени, которые мы могли бы назвать первичной, вторичной и третичной. Но развитие общественных органов совершается параллельно этому периоду и проходит через те же первичную, вторичную и третичную ступени. Посмотрим на этот параллелизм на каждой из этих трех ступеней.

У ЖИВОТНБ1Х низших типов выделение желчи выполняется не печенью, а отдельными клетками, рассеянными в стенке кишечного канала на известном его протяжении. Каждая из этих клеток выполняет свою функцию индивидуально, т.е. индивидуально выделяет из крови известные вещества и индивидуально же изливает в кишечный канал свой продукт. В строгом смысле слова здесь нет еще никакого органа, я есть лишь известное число специфических единиц, не соединив­шихся еще путем агрегации в единый мощный орган. Эта

310

форма вполне аналогична зачаточной форме любого промыш­ленного органа в обществе. Вначале каждый работник ведет свое дело в одиночку и сам сбывает потребителю плоды своих трудов. Такой порядок до сих пор еще встречается в наших деревнях, где сельский чеботарь работает и продает обувь у своего домашнего очага и где кузнец изготовляет в одиночку все железные изделия, в которых могут нуждаться его соседи. Очевидно, что эти случаи представляют примеры первобытного типа каждого производительного общественного органа. Уже в диком состоянии существование индивидуальных способнос­тей ведет к некоторым слабым дифференциациям в недрах племени. Даже о слаборазвитых огнеземельцах Фицрой сооб­щает нам, что у них «один особенно искусно владеет копьем, другой пращой, третий луком и стрелами». В силу таких различий между членами первобытного племени по отношению к разным искусствам одни из них становятся изготовителями специальных предметов, другие — других, а отсюда необходимо следует, что всякий промышленный орган является в самом начале в виде простой общественной единицы. У калифор­нийских индейцев из племени шаста «изготовление стрел составляет особую профессию». Из этого и из множества других подобных фактов ясно видно, что первоначальная причина промышленной дифференциации в обществе лежит в особен­ной способности, применяемой в той или иной области ручного труда, а отсюда следует, что специальный работник является вначале одиночкой. Тот же тип продолжает сохраняться даже в маленьких оседлых обществах в течение еще длительных последующих периодов общественного роста. Винтерботтом говорит, что у береговых негров «самыми искусными! людьми в селении бывают кузнец, столяр (изготовитель утвари и других деревянных поделок), плотник (строитель хижин) И ткКч»|. Это свидетельствует, во-первых, как мало дифференцированы у них промышленные функции, и, во-вторых, до какой степей): |ги'сто индивидуален их промышленный склад; ибо: нетрудноИвидеть, что при разрастании такого общества всякая добавочная: fkyjjiaa в этих формах труда удовлетворяется пррстЬ' 1ум1-1оженйем индивидов, занимающихся этими профессиями! причй j каж­дый из таких индивидов продолжает заниматься своим делом в одиночку, совершенно независимо от других.! ' И' | !|!

Вторая, более высокая ступень в устройстве вьщёлительногЬ органа достигается путем двух одновременных изменений в животном мире. Во-первых, первоначальные клетки из рассе­янной группы переходят в тесно сплоченную массу; во-вторых, вместо каждой простой клетки появляется сложное образова­ние. Вместо отдельной, одиночной клетки, вырабатывающей и выделяющей свой специальный продукт, мы имеем малень кий продолговатый мешочек, содержащий целую семью клеток. Этот мешочек имеет на одном своем конце отверстие, дающее выход специальному выделению его клеток. Таким образом появляется тесно сплоченная группа более или менее труб-кообразных мешочков, из которых каждый имеет свои со­бственные выделяющие единицы и обладает своим собствен­ным устьем для выведения их выделений. Этому типу инди­видуального органа хорошо соответствует тот тип обществен­ного органа, который мы находим в полуцивилизованных обществах. В этих оседлых и постоянно возрастающих общес­твах потребность в индивидуальных рабочих — теперь уже более специализированных в своих занятиях — становится все более регулярной. При этом каждый работник, будучи время от времени перегружен работой, берет себе в помощники своих детей. Этот обычай, возникая из отдельных случаев, мало-помалу устанавливается и укрепляется и, наконец, превраща­ется в общественный закон, в силу которого каждый человек должен воспитывать свою семью для того ремесла, которым он кормится сам. Примеры, поясняющие эту ступень промыш­ленного развития, крайне многочисленны. Прескотт говорит, что ремесленные занятия, «подобно всем другим профессиям и должностям, всегда переходили в Перу от отца к сыну. Разделение на касты было в этом отношении столь же строгим, как в Египте или в Индостане». По словам Клавигеро, в Мексике также «сыновья обыкновенно обучались занятию своих отцов и наследовали их профессию». То же самое существовало в древние времена и в промышленной жизни европейских народов. По кодексу Феодосия, римский юноша «был обязан продолжать профессию своего отца... и человек, искавший руки девушки, мог получить ее только под обязательством вступить в профессию ее семьи». В средневековой Франции ремесла были наследственными; древние периоды английской истории отличались тем же обычаем. Разветвление семьи в течение нескольких поколений на множество родственных семей, занимающихся одним и тем же делом, породило зародыш будущей гильдии. Обыкновенно эти родственные семьи, за­хватившие в свои руки известное дело, старались селиться поближе друг к другу и занимали таким образом целые особые участки или кварталы. Отсюда ведут свое начало еще и ныне существующие названия многих улиц в английских городах: Скорняжная, Мясницкая, Коронная, Башмачная, Оружейная, Токарная, Колбасная, Горшечная и. многие другие. Каждый такой квартал состоял из многих родственных семей: в каждой такой семье находились сыновья, трудившиеся под руковод­ством отца, который, хотя и участвовал в их работе, но главным образом занимался продажей произведенного товара; в больших

312

же семьях, ведших большие дела, отец играл почти чительную роль канала для доставки сырых материалов изготовленных продуктов; присматриваясь кэтому;расп1

мы не можем не усмотреть в нем близкой :аналйгии: описанномму железистому органу, состоящему; Из! мно тесно сплоченных мешочков, содержащих группы! выдел клеток и особое выводящее отверстие. i ] '. ,

Подобная же аналогия может быть прослежена и на третьей сгупени развития органов, индивидуальных и общественньк. Более деятельные функции более развитого животного необ­ходимым образом требует более объемной выделительной железы, и это увеличение объема железистого органа проис­ходит путем некоторых особых изменений в его строении. Если бы описанные выше мешочки продолжали увеличиваться в числе, то их выводящие отверстия стремились бы занять все большую и большую часть пищевого канала. Но коль скоро другие функциональные требования организма не допускают увеличения в длину той полости канала, в которую откры­ваются эти отверстия, то требуемое расширение поверхности для помещения выводящих отверстий железок должно быть достигнуто другим путем. И оно действительно достигается путем вытягивания вбок стенки канала, т.е. путем образования слепого мешка, на внутренней поверхности которого откры­ваются выводящие отверстия первичных мешочков, содержа­щих выделяющие клетки. Дальнейшие требования такого же рода ведут к образованию вторичных слепых мешков, расхо­дящихся от этого главного слепого мешка, который превра­щается, таким образом, отчасти в простой проток. Таким-то путем развивается, наконец, целый внутренний орган таких размеров, как печень, — в нем имеется один главный проток с множеством расходящихся от него ветвей, которые, разби­ваясь на все меньшие и меньшие веточки, пронизывают всю массу этого органа.

Но вышеописанный промышленный орган переходит в орган более высокого порядка путем подобных же последовательных изменений. Домашний способ производства переходит к типу фабричного производства не одним скачком, но рядом пере­ходных форм. Первый шаг в этом направлении обнаруживается в правилах тех цехов и гильдий, которым разрешалось при­соединять к членам собственной семьи одного ученика. Такой ученик (бывший, вероятно, вначале родственником хозяина), становится, по словам Брентано, «членом семьи своего хозя­ина, который обучал его своему делу и, как настоящий отец, наблюдал не только за его работой, но и за нравственностью», так что с практической точки зрения он мог считаться У<*р-новленным детищем хозяйской семьи. Раз,, начавшись,! ис--

пользование учеников все расширялось и перешло в исполь­зование поденных работников. С развитием этой видоизменен­ной домашней группы хозяин вырос в продавца товаров, изготовляемых не одной его собственною семьей, но и другими лицами; а с еще большим расширением своего дела он по необходимости вовсе перестал быть работником и сполна превратился в распределителя, т.е. в канал для сбыта продук­тов, изготовляемых уже не одними немногочисленными его сыновьями, но множеством ремесленников, не находящихся ни в малейшем родстве друг с другом. Это проложило путь для развития таких заведений, где число работников далеко пре­вышает число членов хозяйского семейства, пока, наконец, с введением механической тяги не появилась фабрика, или завод, т.е. ряд .зданий, наполненных производительными единицами и изливающих целые потоки продуктов, которые, прежде чем достичь единого выходного канала, соединяются в один общий поток. Наконец, в сильно развитых промышленных органах, как, например, в ткацких округах, мы имеем множество фабрик, скученных в том же самом городе и по другим соседним городам, к которым и от которых тянутся во все стороны по разветвляющимся дорогам массы сырых материалов и тюки сукон, коленкора и т.д.

Бывают случаи, когда новая промышленность проходит через все эти стадии развития в течение каких-нибудь нескольких поколений, как это было, например, с чулочным производ­ством. Лет пятьдесят тому назад во внутренних графствах Англии лр.оезжий нередко мог слышать стук чулочного станка в маленьких коттеджах, разбросанных там и сям по сторонам дороги. В каждом таком коттедже одиночный рабочий изго­товлял и продавал свой товар сам. Впоследствии возникли мастерские с несколькими станками, на которых работал отец с помощью своих сыновей, а иной раз, может быть, и с прибавкой одного наемного работника. Затем воздвигались огромные здания, в которых множество таких станков при­водилось в движение паровой машиной, пока, наконец, такие* здания не сконцентрировались по нескольку в известных городах и местечках,

233.Но еще более поразительны эти структурные аналогии между обществом и организмом в заключительной своей фазе. Действительно, и в том, и в другом случае мы находим совершенно одинаковый контраст с первоначальным способом развития, который заменяется впоследствии.

В общем ходе органического развития низших типов в высшие животный мир. действительно, прошел путем незамет­ных видоизменений через все указанные выше ступени; но теперь, в индивидуальном развитии животного высшего типа, эти ступени оказываются значительно укороченными, и каж-

314

дый орган образуется путем сравнительно прямого процесса. Так, например, печень зародыша млекопитающего образуется из скопления многочисленных клеток, которые постепенно разрастаются в объемную массу, торчащую из стенки пище­варительного канала. В то же самое время стенка этого канала вытягивается в виде слепого мешка, внедряющегося в массу будущей печени. Превращение этого слепого мешка в желчный проток совершается одновременно с развитием в указанной массе клеток, т.е. в толще будущей печени, второстепенных протоков, сообщающихся с этим главным протоком. В то же самое время тут совершаются и другие преобразования, ко­торые при развитии этого органа в ряде все более и более высоких типов имели место лишь одно после другого. ,

То же самое мы видим и при образовании промышленных органов общества. Теперь, когда фабричная форма i промъвф:-ленного устройства уже вполне установилась, когда эта фор^а уже внедрилась в общественный строй, мы видим, fpjo,B<je отрасли промышленности, для которых была! Доказана

применимость, принимают ее прямо, не переходя < тельно через промежуточные ступени развития. |Есл ствие руды в какой-нибудь местности благоприятствует! ному производству или присутствие воды известфы^'' делает выгодным пивоварение, то эти -----——.-•-L-LI ь через ранние ступени своего развития, т.е. не сначала в лице одиночного работника, потом в:<] затем в виде группы семей и т.д., но дело совершается совсем иначе. Благоприятная местность сразу наводняется массой материалов и людей, и новый промышленный аппарат обра­зуется тут в очень короткое время и в самой совершенной форме. Мало того. Часто тут таким прямым путем развивается не одно только крупное промышленное учреждение. Как пример подобного случая может быть приведен Барроу. Этот город с его огромными железоделательными заводами, с его обшир­ными учреждениями для ввоза и вывоза, с его огромными доками и многочисленными средствами сообщения вырос в этой форме в течение нескольких лет; а ведь этот тип про­мышленного устройства мог бы быть достигнут впервые только по прошествии многих веков и должен был пройти для этого в своем развитии через- множество последовательных видоиз­менений.

Другое родственное предыдущему, но еще более резкое видоизменение процесса развития также свойственно обоим сравниваемым нами случаям в одинаковой степени. В заро­дыше высшего животного многие важные части различных органов появляются не в первоначальном порядке их развития, но как бы забегая вперед. То же самое обнаруживается здесь

315

и в развитии всего тела, ибо многие органы, которые в постепенном историческом генезисе этого типа появляются сравнительно поздно, теперь, в развитии индивидуальной особи, появляются сравнительно рано. Эта гетерохрония, как назвал ее профессор Геккель, обнаруживается, например, у зародыша млекопитающего в раннем предобразовании головного мозга, тогда как у самого низшего позвоночного животного не существует вовсе головного мозга. Такая гетерохрония обна­руживается здесь в сегментации спинного хребта до появления пищеварительной системы, тогда как у отряда protovertebrata даже после окончательного оформления пищеварительной системы имеются лишь слабые следы сегментации, из которой должен развиться со временем позвоночный столб. Аналогич­ное изменение порядка общественного развития демонстрирует нам новые общества, унаследовавшие склад и обычаи старых. Для примера можно указать на Северо-Американские Соеди­ненные Штаты, где .всякий город, закладывающийся на Даль­нем Западе, после макетирования в натуре будущих улиц и площадей немедленно выстраивает себе гостиницу, церковь и почтовую контору, хотя в нем существует еще самое ничтожное число домов, и где железная дорога пробегает через пустыни, забегая вперед в предвидении нужд будущих поселений. Другой такой пример представляет Австралия, где уже через несколько лет после того, как какой-нибудь новый рудник обстроится шалашами золотоискателей, появляется типография и газета, хотя в стране-матери целые столетия протекли до того как городки таких размеров развились до обладания этим общес­твенным органом.

Глава V ОБЩЕСТВЕННЫЕ ФУНКЦИИ

234. Изменения в строении не могут иметь места без изменений в функции. Поэтому многое из того, что было сказано в предыдущей главе, может быть повторено и в этой с заменой одних терминов другими. Мало того. Так как многие изменения в общественном устройстве, скорее, обнаруживают­ся по изменениям в функции, чем усматриваются прямо, то мы можем сказать, что эти последние были уже описаны нами или по крайней мере постоянно подразумевались во всем, что было сказано выше.

Однако существуют такие функциональные особенности, которые не подразумеваются прямо особенностями строения. На них-то мы и сосредоточим наше внимание на протяжении нескольких страниц.

316

235. Если организация состоит в таком устройстве целого, при котором его части получают возможность выполнять взаимозависимые действия, то низкая организация должна отличаться сравнительной независимостью частей друг от друга, а высокая, наоборот, такой сильной зависимостью каждой части от остальных, что разлучение их должно вести к гибели. Эта истина обнаруживается одинаково хорошо как в индиви­дуальном, так и в общественном организме.

Низшие животные агрегаты построены таким образом, что каждая из их частей сходна по внешности с каждой из остальных и выполняет такие же действия, что и остальные, а потому самопроизвольное или искусственное разделение такого агрегата не оказывает почти никакого влияния на жизнь отделенных одна от другой частей. Когда слабо дифференци­рованная капля протоплазмы, какой представляется нам кор­неножка, будет случайно разорвана надвое, то каждая половин­ка будет продолжать жить по-прежнему. То же самое может быть сказано и о тех агрегатах второго порядка, в которых составляющие их агрегаты первого порядка остаются сущес­твенно сходными друг с другом. Ресничные монады, одева­ющие собой роговой волокнистый скелет живой губки, так мало нуждаются во взаимной помощи, что когда губка будет разрезана надвое, каждая ее половина продолжит выполнять все свои жизненные процессы без малейшего перерыва. Даже там, где между органическими единицами уже возникло не­которое несходство, как, например, у обыкновенного полипа, нарушение жизненного процесса, производимое разделением, имеет лишь временный характер: получившиеся от такого разделения куски требуют лишь немножко времени, чтобы их единицы могли перерасположиться в такие формы, которые позволят им начать снова свои обыкновенные, простые: дей­ствия. То же самое и на тех же основаниях имеет Место и в низших общественных агрегатах. Кочующая кучка первобыт­ных людей, не имеющая над собой главы, или |вожйя,! р1; 13^ дробляется на части без всяких дурных последствий.! Каждлй мужчина, будучи одновременно и воином, и охотником] "и изготовителем своего собственного оружия, и \ ЬгрЬнтелеМ собственной хижины, имея при себе свою скво (женш, 1 otiki-занную в каждом случае исполнять те же ' самые] [р&бор ы, нуждается в содействии других мужчин только на г1 Войне -да еще в какой-то мере на охоте; причем, за исключением битвы, союз с половиной племени для него столь же 'хороЦ^ка^ !и союз с целым племенем. Даже там, где имеется: ужеН целая дифференциация, проявляющаяся в существовании вождя> или главы, добровольное или насильственное раздробление племени на части не ведет за собой больших неудобств. В каждой

317

отделившейся части какой-нибудь человек становится главой, и та низкая обшественная жизнь, которая возможна на этой ступени социального развития, начинается снова.

Но в высокоорганизованных агрегатах, индивидуальных и общественных, дело обстоит совершенно иначе. Мы не можем разрезать млекопитающее животное надвое, не причинив ему немедленной смерти. Оторвать голову птице — значит убить ее. Даже пресмыкающееся, переживающее потерю хвоста, не может пережить разделение его тела надвое. Хотя у некоторых низших родов из отдела Annulosa разрывание тела надвое не убивает полученных таким образом половинок, но в классах насекомых, пауков и ракообразных оно оказывается гибельным для обоих половин.

В высших обществах последствия подобных повреждений не так велики, но все-таки значительны. Если бы Миддлсекс был отделен от окружающей его страны, то все его общественные процессы остановились бы в несколько дней вследствие прекращения подвоза необходимых припасов. Стоит отрезать хлопчатобумажный округ от Ливерпуля и других портов, чтобы его промышленность немедленно остановилась, а за останов­кой промышленности последовало вымирание его населения. Отделение населения углекопного округа от соседних поселе­ний, занимающихся выплавкой железа и машинным изготов­лением сукон, вызвало бы немедленную социальную смерть отдельных частей вследствие остановки промышленной дея­тельности в каждой из них, а затем наступило бы индиви­дуальное вымирание их населения. Хотя при таком разделении цивилизованного общества, при котором отделившаяся его часть остается без центрального контролирующего агшарата, эта часть может развить из себя впоследствии такой аппарат, однако во все продолжение промежуточного периода сущес­твует сильная опасность распада, не говоря уже о том, что до установления новой, сколько-нибудь сносной организации общество непременно должно пройти через длительный период беспорядка и слабости.

Так что согласие функций, т.е. их взаимная связь и зави­симость, становится тем теснее, чем дальше продвинулось вперед развитие. В низших агрегатах, как индивидуальных, так и общественных, действия частей зависят друг от друга лишь в самой незначительной степени, тогда как в развитых агре­гатах обоего рода частные деятельности, составляющие жизнь отдельных частей, возможны только в силу комбинации всех действий, составляющих жизнь всего целого.

236. Здесь следует упомянуть еще об одной функциональной черте, общей обоим родам организмов, — черте,i усматриваемой уже a priori и вполне подтверждающейся a posteriori. Когда

части еще слабо дифференцированы, они могут i сравнительно легко выполнять друг за друга различные функции; некогда дифференциация их уже значительна, они могут ; исполнять функции друг друга лишь очень несовершенно или дажзчв'овре на могут делать этого. . j,;i i j: \ • | м | i,

Обыкновенный полип опять-таки служит над4 рче^>|:|хоро­шим пояснительным примером. Каждое из этих] :Мепж^6?раз-| ных твореньиц может быть вывернуто, как перчатка,-'| в: г ней стороной наружу, а наружной — внутрь, !так| ч[го рн^ покров, или кожа, станет желудком, а желудок! —I ш причем каждый из них начинает исполнять роль другог)э. [ выше поднимаемся мы по лестнице организации, тем' Merfee возможными становятся такие обмены ролями. Однако i:в незначительной степени они остаются возможными и для наиболее развитых животных. Даже у человека кожа еще сохраняет след своей первоначальной поглотительной способ­ности, монополизированной теперь пищеварительным каналом, а именно, она способна впитывать известное небольшое количество втираемых в нее веществ. Впрочем, такие заме­щающие друг друга деятельности обнаруживаются прежде всего у тех частей организма, функции которых остаются сродными еще и доныне. Так, например, если желчь, вырабатываемая печенью, не может выделяться вследствие каких-нибудь пре­пятствий через желчный проток, то другие отделительные органы, кожа и почки, принимают на себя роль печени и становятся каналами для удаления желчи. Когда рак пищевода препятствует проглатыванию пищи, то недошедшая до желудка пища, растягивая пищевод, образует род кармана, или мешка, в котором понемногу устанавливается несовершенное пище­варение. Но эта способность дифференцированных частей исполнять обязанности друг друга не обнаруживается даже и в этой незначительной степени, у тех структурных аппаратов и функций, которые слишком далеко разошлись друг от друга. Так, например, мукозная (слизистая) оболочка, переходящая непосредственно в кожу у разных естественных отверстий, будучи выворочена наружу, еще в очень значительной степени может принимать внешний вид и свойства кожи, но серозная оболочка уже не способна на это. Точно так же ни кость, ни мускул не могут взять на себя никакой функции какого-либо внутреннего органа, если этот орган почему-либо оказался неспособным выполнять свою функцию как следует.

В общественных организмах мы также находим эту способ­ность к замещению одной функции другой, причем и здесь так же, как у низших типов, эта способность относительно велика, а у высших — относительно мала. Конечно, там, где каждый член племени по своему образу жизни есть точное

повторение всякого другого члена этого племени, не может существовать никакого обмена несходными функциями. Так же и там, где возникла лишь та ничтожная дифференциация, которая выражается в обмене оружия на другие предметы между одним членом племени, особенно искусным в изготов­лении оружия, и другими, менее искусными членами, устра­нение искусного члена не ведет еще за собой большого зла, так как каждый из остальных членов может сделать сам для себя все то, что он Получал ранее от него, хотя это будет сделано и не так хорошо, как в том случае. То же самое может быть сказано в очень значительной степени даже об оседлых обществах довольно больших размеров. Зурита говорит о древних мексиканцах: «Каждый индеец знает все ремесла, не требующие большого искусства и очень тонких инструментов». А Прескотт утверждает, что в Перу для каждого человека «полагалось знать все ремесла, необходимые в домашнем быту». Ясно,что здесь отдельные части общества были так слабо дифференцированы между собой по своим занятиям, что каждая из них могла брать на себя функцию всякой другой. Но в обществе, подобном нашему, где промышленная и всякая другая специализация доходит до столь высокой степени, деятельность одной какой-либо части, почему-либо не выпол­няющей своей функции, не может быть взята на себя другими частями. Даже относительно неквалифицированный труд зем­ледельческих рабочих не мог бы быть выполнен надлежащим образом нашим сельским населением, если бы рабочие взду­мали устроить стачку; и наши железные заводы должны были бы почти совершенно остановить свою деятельность, если бы их специально подготовленные рабочие отказались трудиться и были бы по необходимости замещены земледельцами и рабочими с хлопчатобумажных фабрик. Еще меньше можно ожидать, что такие гораздо более высокие функции, как законодательная, судебная и пр., могли бы с успехом вд>шол-няться рудокопами и матросами.

Очевидно, что этот контраст в обоих случаях обусловлен одной и той же причиной. Пропорционально той степени, в которой единицы,составляющие какую-нибудь часть индиви­дуального организма, ограничиваются каким-нибудь одним родом деятельности, например, поглощением пищевых ве­ществ, выделением, сокращением или передачей импульсов, и пропорционально той степени, в которой они приспосабли­ваются к этой исключительной деятельности, они все более и более теряют способность к другим деятельностям; точно таким же образом и в социальном организме известное обу­чение и воспитание, требующееся для успешного выполнения

320

какой-либо специальной обязанности, подразумевают уменьше­ние годности к выполнению других специальных обязанностей. 237. Итак, когда организм, общественный или индивиду­альный, развит еще в очень малой степени, его разделение или повреждение не имеет больших последствий; но при высоком его развитии они причиняют большие бедствия или даже смерть. Далее, у низших типов органического мира, общественного и индивидуального, отдельные части могут принимать на себя функции друг друга, но у высших типов они не способны на это. Но кроме этих двух аналогий между организмами индивидуальными и общественными существуют еще и другие функциональные аналогии, которые могут рас­сматриваться как следствия предыдущих, и которые могли бы быть описаны здесь с большей пользой, если бы не недостаток места.

Так, например, здесь мы имеем ту истину, что в обоих родах организмов степень жизненности возрастает пропорщюнальн^ степени специализации функций. В каждом из этих ел;1"" до возникновения разнообразных аппаратов, приспособле] для выполнения несходных действий, эти действия въцк ются плохо, и пользование услугами друг друга .сущергвуу лишь в очень слабой степени вследствие отсутствия хорошо прилаженных для этого приспособлений. Но с; прогрессом организации каждая часть, будучи более ограниченной -в отношении своей обязанности, исполняет рту ^обязанность лучше; средства к обмену услугами становятся:более совер­шенными; каждая помогает всем, и все помогают каждой |с большей эффективностью; и общая сумма ! деятё^гьностеш называемая нами жизнью, индивидуальной или национально^ необходимо возрастает. j. Многое также могло бы быть сказано относительно парал­лелизма — в обоих случаях — тех изменений, которыми достигается специализация функций; но этот параллелизм, как и многие другие, может быть- показан гораздо лучше в пос­ледующих главах, в которых мы намерены проследить развитие различных крупных систем органов в индивидуальном и общественном организмах, причем будут сопоставлены струк­турные и функциональные особенности, характеризующие сравниваемые нами классы организмов.

• [ На главную ]
• [ Библиотека ]
• [ Reader ]
• [ Программы ]
• [ Абитуриенту ]
• [ Фотоальбом ]
• [ О ФП ]
• [ Гостевая книга ]
• [ Ссылки ]
• [ Обратная связь ]