Проблемы кризиса партий. Первая половина 90-х годов отмечена возрождением исследовательского интереса к теме партий и партийных систем. Многочисленные статьи, разбросанные по различным журналам, тематические сборники работ, монографические исследования и, наконец, издание специализированного журнала «Party Politics», первый номер которого вышел в 1995 г., — все это является эмпирическим индикатором того, что вопреки пессимистическому прогнозу об упадке роли партий в политике, что приводило к снижению заинтересованности в их изучении, мы наблюдаем сегодня обновление партийной демократии. Политические партии не только не умерли, не просто приспособились к изменившимся обстоятельствам в постиндустриальном, постмодерном мире, но и не потеряли своего ведущего места в политическом процессе. Они оказались институтом, легко воспринимающим новые веяния в политике, использующим благоприятные возможности демократии конца столетия, инициирующим и представляющим политические нововведения. Можно сказать, что как рыночная модель экономики (с неизбежными модификациями и обновлением), так и партийная модель демократии, основанная на плюрализме политических сил и конкурентной борьбе за государственную власть, являются более фундаментальными ценностями современного мира, чем представлялось ранее. Конечно, сегодня мы наблюдаем множество отличий в деятельности и организации партий по сравнению с предыдущими периодами политической жизни. Эти отличия не могут не вызвать вопроса о том, имеем ли мы дело с одним и тем же феноменом — политической партией. Не называем ли мы одним и тем же словом «партия» совершенно различные политические образования? Каков родовой признак тех моделей политических организаций, которые сегодня подучили наименования «кадровые партии», «массовые партии», «всеобъемлющие партии», «картельные партии»? (Можно привести множество иных наименований партий, имеющих отношение к современной политике. Об этом будет сказано ниже.)
По-видимому, здесь нужно иметь и виду следующие обстоятельства. Во-первых, парадисмалыюн установкой всех исследователей по-
187

всех его звеньев; в активном выборе управленцем сферы деятельности, которая бы служила общественным интересам и интересам конкретного человека; в новых критериях эффективности деятельности системы государственного управления, ориентированного на качество услуг и рентабельность и т. д. В аспекте консолидации демократии организационная эффективность достигается распространением принципа выборности на должностных лиц исполнительной власти, развитием системы местного самоуправления, повышением легитимности органов государственного управления, демократическим характером принятия управленческих решений, развитием связей органов управления с общественностью и другими условиями и процессами. Изменение модели государственного управления, поиск новых институциональных условий направлен также против коррупции, снижающей. эффективность государства и подрывающей его демократические основания.
Становление консолидированной демократии предполагает эффективное государство, сочетающее в своей деятельности экономическую эффективность, социальную справедливость и организационную активность и продуктивность. Рыночные отношения способствуют демократии, но отношение между рынком, демократией и эффективным государством не является однозначным.

литических партий являлось убеждение, что партия как политическая организация должна рассматриваться в системе отношений «гражданское общество — партия — государство». Это соответствовало той реальности, что партия представляла собой единственный институт, который не противопоставлял себя ни государству, ни гражданскому обществу. При изменившихся со временем формах связи партия все же остается самым значимым механизмом, обеспечивающим чувствительность государства к общественным интересам (Duverger, 1954;
Panebianco, 1988; Katz, Mair, 1995). Во-вторых, партия по преимуществу является политическим образованием. Трудно назвать другую организацию, которая была бы сравнима по политической значимости с партией. Даже современное государство скорее является административным, а не политическим и приобретает последнее качество лишь в связи с партийной системой. Концентрация политического (the political) в партиях делает их мощным выразителем воли к общению — публичному и заинтересованному обмену политическим капиталом. Может быть, эта рыночная аналогия «хромает», но она позволяет видеть в партиях значимую 4>орму производства политических отношений. Правда, можно также сказать, что партия есть не буквально политическое, а его метафора, некий образ современного политического тела, его означающий и замещающий. Выражая значимость политического, партия в своем определении приобретает свободу на имя. Поиск «нового образа партии» (Beyme, 1996, р. 135) — «партии профессиональных структур», «медиа-партии», «картельные партии» — все это свидетельствует о стремлении означить существующую реальность политического в метафоре-традиции, одновременно наследующей и новой. В-третьих, современная демократия остается партийной демократией при всем множестве ее идеальных типов и реальных моделей. При этом следует иметь в виду, что речь идет о демократии при государственной форме организации общества. Конечно, наряду с партийной демократией есть и другие формы демократии, но в данном случае партийная демократия представляет собой политический вид демократии, связанный с либеральным представлением о власти и механизмах ее формирования. Хотя, пожалуй, сегодня либеральное понимание является наиболее распространенным и принятым в качестве общезначимого.
В чем причина и каково содержание предыдущего кризиса партий и партийной демократии? Большинство исследователей склоняются к мысли, что наблюдавшийся партийный кризис связан скорее с обнов-
18S t

лением типа партии, а не с разрушением партии как таковой. Так, Питер Маир связывает кризис с организационной отсталостью партий при выполнении ими своих функций, а не с эрозией самих функций (Mair, 1989, р. 177). Клаус фон Бейме выделяет три основных направления критики партий в 90-е годы: (1) партии угрожают нормативно принятому «общему благу»; (2) партии не являются плохими per se, а имеются «хорошие» и «плохие» партии; (3) партии принимаются, но заявляют, что есть так же другие институты, которые выполняют их функции. Автор считает/что кризис партий связан не только с изменением их организации, но и выполняемых ими функций (Beyme, 1996, р. 149-150). Пьеро Игнаци утверждает следующее: кризис поразил старый тип партии — массовую партию, и мы сегодня наблюдаем переход от старого типа к новому (Ignazi, 1996, р. 550). Существует и более радикальная критика партий, связывающая партийный кризис с исчерпаемостью потенциала политических партий. Эта критика осуществляется сторонниками массовых демократический движений, групп интересов (корпоративизм) или радикальными левыми и правыми антинолитическими партиями, выступающими против традиционных партий политического истеблишмента (Ignazi, 1996; Sched-ler, 1996).
Основная причина все же видится в исчерпаемости тех форм демократии, в которые была включена традиционная партия, построенная на массовом членстве, репрезентации социальных интересов и довольно жесткой организационной структуре и идеологической идентификации. Однако то, что пришло им на смену, т. е. «вссохватные партии», «картельные партии», также оцениваются по-разному. Радикальная критика склонна видеть в них осе тот же процесс упадка либеральной демократии, которая предстает в этой критике как олигархия политических профессионалов. Эндрю Адонис и Джофф Мал-ган отмечают две фундаментальные слабости современной западной демократии: «отрыв политики от общества и политической ответственности от граждан» (Adonis, Mulgan, 1994). Критика репрезентативной демократии указывает на сужение числа лиц, способных оказывать существенное влияние на процесс принятия политических решений, на иллюзорный характер выборов и манипулятивный механиз'м освещения политического процесса в средствах массовой информа-Ц, : ции. Чарльз Лидбитер и Джофф Малган суммируют кризис репрезен-.тативной демократии в следующих основных характеристиках:
(1) Низкая вовлеченность: Граждане редко прямо включены в политический процесс. Они голосуют на выборах случайным обра-
1S9

зом. Они имеют небольшой прямой контакт с политиками, теми, кто, как иногда представляется, живет в тайном и непроницаемом мире.
(2) Ограниченный выбор: Избирателям предлагается делать выбор между всеохватными политическими программами, которые часто являются смутными и путанными и которые часто не исполняются партиями, пришедшими к власти. В качестве потребителей мы имеем широкий ряд возможностей и более изощренный продуктовый рынок. В качестве избирателей мы страдаем от того, что политику выбирают политические партии, утверждающие свою монополию на политическом рынке.
(3) Бедный результат: Политическая система является в общем виде неэффективной. Даже когда политики делают обещания, они редко их выполняют (Leadbeater, Mulgan, 1994, р. 14—15). Радикально-критическая позиция находит политическое выражение в деятельности и идеологии так называемых «новых политических партий» (Ignazi, 1996), «антиполитических партий» (Schelder, 1996), массовых движений (Kitschelt, 1993), заинтересованных групп (Chal-mers, 1985; Schmitter, 1992). Критика ведется с различных позиций (прямой демократии, популизма, корпоративизма), но неизменной является установка на описание современной партийной демократии как кризисной.
Все же следует заметить, что хотя в целом кризис европейских партий затронул существо их позиции в политическом мире, наложил отпечаток на их организацию и структуру членства, модифицировал отношения с населением и т. д., партиям удалось найти выход из кризиса, и это выразилось в появлении нового поколения партийных организаций, которые получили наименование «картельных партий», «партий профессионалов», «медиа-партий», «минимальных партий». Отмечается лишь начальная стадия формирования подобных партий (многие связывают начало с 70-ми годами), но их признаки явно просматриваются в партийных системах Австрии, Дании, Германии, Финляндии, Норвегии, Швеции, частично в Великобритании, Франции. Восточноевропейский политический процесс, включая Россию, дает много примеров партийной деятельности, отличной от традиционной.
Картельные партии. Теория «картельных партий» (здесь будем | пользоваться данным термином, хотя он и критикуется, например, ^ Клаусом фон Бейме: Beyme, 1996, р. 145-146) была предложена Кат- | нем и Маиром (Katz, Mair, 1995) и сразу же вызвала особый интерес i
190 t ..I

у исследователей. Она строится на сравнении этих партий с предыду-щими партийными типами на основе различных критериев, прежде всего касающихся исторического контекста их деятельности, места в системе «гражданское общество — государство», внутренней организации партий (членство и лидерство), особенностей проводимой политики, отношения к выборам и средствам массовой информации. Как подчеркивают авторы концепции, «картельные партии» появились прежде всего там, где наблюдается усиленная поддержка деятельности партий со стороны государства, есть возможность для партийного патронажа, активно проявляется традиция межпартийной кооперации и сотрудничества (Ibid., p. 17).
В основе появления «картельных партий» лежит процесс изменения отношений политической партии, с одной стороны, с гражданским обществом, а с другой — с государством. Исторически первым типом выделяются элитные партии (так же «кадровые», или «коку с» партии). Такие партии были в основном собранием людей, тесно связанных с государством и гражданским обществом (см. схему 16).
Схема 16. Место элитных партий в отношениях между гражданским обществом и государством
Гражданское общеГ ство
Государство
Партии

Элитные партии не характеризуются устойчивым членским составом; действуют скорее как клубы, а не как партийные ячейки;
состоят из образованных слоев общества, занимающих господствующее положение в экономике и политике; ограничение избирательного права сказывается на довольно прохладном отношении к избирательным кампаниям; как правило, в руках представителей элитных партий находятся и средства массовой информации.
Развитие индустриального общества с его социально-классовой дифференциацией и углублением конфликта между социальными
191

группами приводит к формированию такого типа партий, как массовые партии. Их место в системе отношений « гражданское общество — государство» несколько изменяется (см. схему 17). Массовые партии отвечают на усиливающийся разрыв между составом гражданского общества и составом государства, становясь по сути связующим звеном между ними и механизмом рекрутирования политического персонала государственных структур.
Схема 17. Место массовых партий в отношениях между гражданским обществом и государством
Гражданское общество
Партии
1осуларство
Возникшее всеобщее избирательное право заставляет партии более внимательно относиться к избирательным кампаниям: формируется устойчивый членский состав партий; партии борются за его расширение, ориентируются на вполне определенные социальные группы избирателей, идеологически оформляют свою политику, создают свои собственные средства массовой информации. Массовые партии — это мобилизационные партии; они придают большее значение развитию организации партии, чем собственно государству. Делегатская система выборов предполагает ответственность избранных в государственные органы депутатов перед избирателями, которые делают выбор между партиями. Однако массовая партия, борясь за голоса избирателей, вынуждена выходить за границы своей репрезентации частных социальных интересов, обращаясь к широким социальным слоям и к единому национальному интересу. Акцент на массовых организациях как поддерживающих парламентские партии, а не на партиях как агентах этих организаций подрывает связи партии с массами. Кроме того, ряд обстоятельств, связанных с политикой • государства всеобщего благосостояния, ростом социальной мобильности и развитием средств массовой информации, заставляют партийных лидеров менять не только стратегию и тактику политической
192 »

борьбы, но и характер партийной работы. Олигархизация массовых партий, с одной стороны, конституционализация их деятельности — с другой, все более и более способствуют привязке их к государству. В послевоенный период все явственнее стали проявляться черты нового типа партии — «всеохватных партий» («catch-all parties»).
Понятие «всеохватные партии», использованное впервые Кирхай-мером в 1966 г. (Kircheimer, 1966), отражало новые процессы в отношениях между партиями, государством и гражданским обществом. Во-первых, эрозия жестких социальных границ между группами ослабляла политическую идентификацию населения и размывала прежние зависимости между их интересами и партиями. Во-вторых, экономический рост и политика всеобщего благосостояния заставили разрабатывать партийные программы, которые отражали интересы не отдельных групп, а всего населения, или почти всего. В-третьих, развитие средств массовой информации позволило обращаться партийным лидерам ко всем избирателям сразу, а не к какой-то особой их части, и сделало последних скорее «покупателями» партий, а не их активными участниками. «Всеохватные партии» превратились в брокеров, торгующих государственными постами (см. схему 18).
С одной стороны, партии все более и более проникаются государственным интересом и все менее и менее становятся агентами гражданского общества. Конечно, они продолжают агрегировать и представлять требования населения, но главной их задачей становится защита государственной политики перед населением. Соответствующей таким партиям концепцией демократии становится плюралистическая концепция. В соответствии с ней демократия представляет собой сделку и компромисс независимых интересов.
Схема 18. Место «всеохвагных партий» в отношениях между гражданским обществом и государством
Гражданское общество Партии Государство
193

Партии, строя коалиции, защищают одни интересы от эксплуатации со стороны других интересов, т. е. становятся открытыми к любым интересам. Избирательные кампании превращаются в выбор команды лидеров, а не в борьбу идеологически и социально сгруппированных интересов. Макр и Катц подчеркивают, что «всеохватные партии» приобретают новые важные качества, которые были не свойственны их предшественникам. Во-первых, положение партий как брокеров между гражданским обществом и государством предполагает, что партии начинают проявлять свои собственные интересы, отличные от интересов их клиентов. Более того, они способны брать вознаграждение за свои услуги. Во-вторых, способность партий выполнять брокеражные работы зависит не только от их способности обращаться к электорату, но также от их способности манипулировать государством. Но если партия может манипулировать государством в интересах своих клиентов в гражданском обществе, она так же способна манипулировать государством в своих собственных интересах (Ibid., p. 14).
Дальнейшее развитие партий идет в направлении все более тесной связи между партиями и государством, а также усилением связи между партиями. Возникающий тип «картельных партий'') становится механизмом распределения государственных постов между профессиональными группами политиков, основывающимся на непосредственности связи политика и избирателя без посредства партийной организации, на широкой коалиционной основе, на сокращении дистанции между лидерами и избирателями, на больших государственных субсидиях партийной деятельности и т. д. (Beyme, 1996, р. 145-146). Изменяются структуры электоральной конкуренции: они становятся определяемыми и регулируемыми. Разумеется, партии продолжают конкурировать между собой за государственные посты, но, как подчеркивают Катц и Маир, «они делают это, признавая, что они разделяют со своими конкурентами взаимный интерес в коллективном организационном выживании, и в некоторых случаях даже ограниченный стимул к соревнованию действительно заменяется позитивным стимулом не конкурировать» (Katz, Mair, 1995, р. 19-20). Кампании, проводимые «картельными партиями», становятся капитал-интенсивными, профессиональными и централизованными; партии всецело полагаются на ресурсы, посту паемые от государства. Изменяется отношение между лидерами и партийными членами. Деятельность «картельных партий» приводит к тому, что различия между членами и
194

нечленами партий становятся несущественными. Атомистическая концепция партийного членства основывается на возможности прямо-го контакта избирателя с лидерами, минуя посредническую роль партийных организаций. Усиливается самостоятельность местных партийных лидеров, а также их влияние на политику центра.
Картельные партии вызывают необходимость пересмотра нормативной модели демократии. Сущностью демократии становится способность избирателей выбирать из фиксированного числа политических партий. Партии становятся группами лидеров, которые конкурируют за возможность занять правительственные посты и взять ответственность на предстоящих выборах за правительственную деятельность. «Демократия становится публичным заискиванием элит, а не включением населения в производство политической стратегию) (Ibid., р. 22). Если ранее можно было говорить о четком разделении правящих и оппозиционных партий, то при картельном типе партии ни одна из значимых партий не может рассматриваться находящейся «вне власти». Неразличимость партийных программ делает ответственными за государственную политику все партии и в то же время понижает ответственность конкретной партии. Демократия скорее становится средством достижения социальной стабильности, а не социальных перемен.
Основные признаки четырех типов партий — элитных, массовых, «всеохватных», «картельных» — были сведены авторами концепции в таблицу (см. табл. 22). Она позволяет более четко представить различия между типами партий, а также увидеть тенденции в развитии западноевропейских партий. С некоторой корректировкой подобная таблица представлена в работе Бейме (Beyme, 1996, р. 150).
Типы партии и модели демократии. Изменение типа партий в Западной Европе и отчасти в других регионах мира связано с изменением характера демократического режима. Уже отмеченные характеристики моделей демократии позволяют говорить, что партиям и их взаимоотношениям принадлежит центральная роль в определении механизма политического участия, особенностей деятельности государства, выбора различных политических курсов и т. д. Не случайно для классификации демократических политических систем в качестве необходимого критерия используют особенности партийных отношений (Lange, Meadwell, 1985). Обобщая материал о партиях и демократиях, мы представляем здесь следующую таблицу (см. табл. 23). В ней показана взаимосвязь типа партии, модели демократии и основного принципа демократической организации.
195

Таблица 22. Типы партий и их характеристики*

Элитная партия^ Массовая партия «Всеохватная» партия «Картельная» партия
XIX век ограниченное право
Исторический период [Степень вовлечения масс
[Уровень распределения
.политически значимых
[ресурсов
'Основные цели политики,
.Основа партийной
[конкуренции
Структура электоральной;
(Конкуренции 'Природа партийной
1880-1960 гг. 1945-
расширение избирательных прав
и всеобщее избирательное право, всеобщее избирательное право
всеобщее избирательное право
относительно концентрированное менее концентрированное социальная реформация (или со-
1970-
значительно ограниченное
относительно рассредоточенное
политика как профессия
управленческие способности, действенность
ограниченная
^распределение привилегий
[Противление ей) ^репрезентативная способность
мобилизация деятельностно-интенсивная
членские взносы и пожертвования «снизу вверх» (Михельс);
социальное улучшение [Эффективность политики конкурентная
деятельностно- и 'капитал-интенсивная
[пожертвования из большого числа источников
«сверху вниз»; члены организованы
предписанный статус {управляемая
деятельности и иррелеваятная 'партийных кампаний
'Основной источник пар-.-.I . ' личные контакты »о ртиных ресурсов
государственные суосидии
^ Отношения между °бь,^ ^^^
ными членами партии и -
. „ „ ^«обычными» членами партийной элитой
элита ответственна перед членами для одобрения элит
стратархия; взаимная автономия
[членство, открытое для всех (гетеро-"" "Р""- ни "^и"0"" "е '"!дяются , важными юазличия между членами и
;большое и однородное; активно вовлекаемое, членство на основе идентичности; акцент на правах и обязанностях
важными (различия между членами и нсчлснами неясные); акцент на членах как личностях, а не как единицах организации; члены оцениваются по вкладу в легитимизационный миф партия получает привилегированный доступ к государственно-регулируемым каналам коммуникации
генное и поощряемое); акцент на правах, а не обязанностях; членство маргинальное по отношению к индивидуальной идентичности
Характер членства
небольшое |И элитистское
'Партийные каналы ком- межперсональные струк-,партия находит свои собственные партия соревнуется за доступ к непар-
тийным каналам коммуникации

„ неясные границы между]партия принадлежит граждапско- -Положение партии меж- ' - • „ • iyvw v партии как конкуриоуюшие брокеры
• , государством и полнти-!му обществу; первоначально как ^ нипиурт^.увлцяс. upum-pu л гражданским общест- • • ! ' J, v .между гпажяанским обшеством и го-
ду гражданским общест-
|между гражданским обществом и го- партия становится частью государства
чески релевантным гра-.представители релевантных сегмен-
жданским обществом
!тов гражданского общества
сударством предприниматель
[делегат
репрезентативный стиль опекун * Источник: Katz, Mair, 1995, р. 18.
государственный деятель

г
Таблица 23. Типы партий и модели демократии
Партия Демократия Основной принцип
Элитная Массовая «Вссохватпая» «Картельная» Ограниченная Репрезентативная 1 l;ifopa;»icin'(ccK;tJi Консепсуальная Смена элит ОтветственностьOllllO'tHUHOllllOUTl.Легитимность

Представляется, что элитная партия хорошо действует в условиях ограниченной демократии (или, по Далю, система «закрытой гегемонии»), когда конкуренция элит проходит в пространстве ограниченного политического участия. Элиты борются за власть, представляя свои интересы и качестве всеобщих. Принципом демократичности системы здесь выступает не просто конкуренция элит, а смена их групп в руководстве государством. При этом конкуренция характеризуется публичностью, а элита — относительной открытостью. Массовая партия коррелирует с репрезентативной демократией. Здесь присутствует не только конкуренция за власть, но и относительно широкое массовое участие, определяемое всеобщими выборами. Партии стремятся выражать определенные интересы социальных групп. Избранные лица и партии ответственны перед избирателями за свою политику. «Всеохватная партия» может хорошо действовать в условиях плюралистической демократии, которая позволяет размывать идеологические и репрезентативные идентификации. Эта модель демократии позволяет различать партии и их программы лишь по принципу оппозиционности по отношению к властвующей партии или коалиции. При «всеохватных партиях» выборы не; играют существенной роли в контроле за властью, а оппозиционность обеспечивает защиту прав меньшинства и контроль над правительственным большинством. «Картельные партии», неразличимые по политическим программам и являющиеся сообществами «государственных деятелей», предполагают консенсуальную демократию, т, е. такой набор правил политической игры, который бы признавался всеми, и где бы все были согласны относительно некоторых исходных общественных |- ценностей, типа справедливости, свободы, рынка, прав личности и [ т. д. Здесь признаком демократии выступает легнтимность политичес-^' кого порядка и его элементов как основа для сделки конкурирующих партий, Легитимность обеспечивается выборами и средствами массовой информации. Смена правящих элит, выборы и оппозиционность здесь не играют прежней роли в качестве показателей демократич-
197

ности режима, так как элитные группы неразличимы, оппозиционность представляет собой составную характеристику политического истеблишмента любой направленности (даже близкие к правительству партии и лидеры используют часто козырь «оппозиционности» для тактической победы), выборы обеспечивают всем более-менее значимым партийным группам вхождение во власть. Демократия превращается в процедуру легитимации политики партий, говорящих «мы сделаем лучше то, что они (и мы) предлагают».
Альтернативные формы политической организации. Политическая картина современного мира была бы неполной, если бы не были отмечены тенденции, направленные в иную сторону, нежели развитие основных типов партий. Можно выделить следующие альтернативные «картельным партиям» формы политической организации; массовые движения, популистские партии правого и левого толка, неокорпоративизм.
Массовые движения, вышедшие на политическую арену в 70-е годы, довольно хорошо описаны в литературе (см., напр.: Здравомы-слова, 1993). Их вызов партиям заключался в критике институциона-лизации политики, огосударствления политической организации, отрыва партий от исходных массовых интересов, узкой идентификации, заполитизированности (публичное против частного), элитарности и олигархизации. Однако их потенциал стал заметно уменьшаться в конце 80-90-х годах. Созданные на их основе «новые партии» «зеленых», пожалуй, являются единственным более или менее заметным вкладом массовых движений в современный спектр политических организаций. Правда, следует отметить то влияние, которое они оказали на партии в процессе их трансформации в новый тип, но это лишь их исполненная историческая задача.
Более заметны на политическом поле популистские партии правого и левого толка, которых в литературе называют неопопулистскими или «анти-политическими», «анти-истеблишментскими» пар тиями (Schedler, 1996; Mayorga, 1995). Данные партии характеризуются следующими основными чертами. Во-первых, они противопоставляют себя политическим партиям, представляющим основной политический класс, и считают себя единственными силами, которые способны защитить угнетенные интересы всего народа. Все те партии, которые считают себя оппозиционными, как считают лидеры популистских партий, на деле таковыми не являются. Только партии типа Национального Фронта но Франции, 11ационалы1ого дейстния и Швей-
198

царии или ЛДПР в России якобы являются истинно оппозиционными. Во-вторых, подобные партии и их лидеры критикуют истеблишмент за рационализированную и онаученную риторику, выступая за необходимость «понятности» политики, ее соответствие здравому смыслу, за простоту решений. В-третьих, в своей деятельности они используют антиавторитарные мотивы, определяя существующую демократию как «фальшивую», «авторитарную». Их моральный код базируется на противопоставлении хорошего общества и плохой политики, хороших «низов» и плохих «верхов». В-четвертых, критика больших партий сопровождается подчеркиванием своей маргинальное™, периферий-ности, несистемности. Небольшой размер этих партий зачастую трактуется то как показатель их «новизны», то как свидетельство их «невинности» относительно «грязной» большой политики. В-пятых, «антиполитические партии» атакуют современную политику, используя агрессивный стиль оппозиционной борьбы; они предпочитают не согласие, а постоянную конфронтацию. Данные партии не признают компромиссов и ратуют за «новую демократию». Они рассматривают себя в качестве «жертв» современной политики властвующих элит, которые не только якобы манипулируют народом, нр и подавляют всякую живую альтернативу. В-шестых, идеологической основой подобных партий выступает «харизматический популизм» (Schedler, 1996, р. 301-302): (1) идея перемен сочетается с образом единственного героя, ратующего за них; (2) антиинституциональная идея и рассмотрение себя в качестве широкого движения сочетаются с подчеркиванием значения лидерства; (3) афишируются идеи «неполитического» человека, «неполитического» языка; часто используются архаические символы и эксплуатируются формы культурной, спортивной, «ресторанной», или увеселительной, лексик и кампаний.
Третьим направлением, выделившимся в критике современной партийной демократии, является «неокорпоративизм» (Chalmers, 1985;
Schmitter, 1992; Zhang, 1994; Caste, 1994). Представленный ассоциациями рабочих, сельских тружеников, предпринимателей, работников других профессиональных и социальных групп, тесно связанных с государством, «неокорпоративизм» стал рассматриваться некоторыми исследователями в качестве замены (или важного дополнения) партийной демократии и прямого контакта групп интересов с партийным государством. Корпоративная демократия, как и демократическая модель с картельными партиями, ориентируется на поддержание стабильности, но в отличие от последней базируется скорее на праве,
199

чем на политике. Как пишет Филипп Шмиттер, «по сей день связь между корпоратизмом и демократией остается "существенно противоречивой"» (Schmilter, 1992, р. 167). Хотя значение корпоратизма велико и в «старых» демократиях, но оно значительно повышается в странах консолидирующихся демократий «третьей волны».
Изучение партийных систем в сравнительной политологии на эмпирическом уровне строится как поиск зависимостей между партийными системами на электоральном или парламентском уровнях и факторами электоральной, социальной и государственной систем. Хотя все официально зарегистрированные партии входят в политическую систему, но их число как действительных политических акторов резко уменьшается в процессе выборов и распределения мест в парламентах. Более того, даже оказываясь на электоральном уровне и в парламенте, не все партии являются действенными, или эффективными. Изучается так же вопрос о факторах, определяющих уровень партийной раздробленности парламентов (или фракционализации парламентов). Приведем несколько примеров эмпирического анализа подобного рода.
Исследование условий фракционализации парламентов. Политический плюрализм как показатель демократичности системы имеет некоторые границы, переход за которые грозит ее устойчивости. Потому в сравнительной политологии проблема раздробленности политических структур занимает важное место. Изучаются не только показатели дифференциации партийных систем, парламентов, но и пытаются определить причины, влияющие на величину политической дифференциации. Одним из исследований подобного рода было изучение Пауэллом партийной фракционализации парламентов в 27 странах (84 случая выборов) за период 1965-1976 гг. (Powell, 1982). В качестве факторов, определяющих уровень раздробленности парламентов, он выделяет особенности электоральной системы, социальную дифференциацию общества и форму государственного правления. В этом исследовании считается, что уровень партийной фракционализации парламентов определяется уровнем раздробленности социальных структур, так как партии представляют особые интересы и проводят их в парламент через процесс делегирования. Важным фактором числа партий в парламенте является характер избирательной системы. Еще в 50-е годы Морисом Дюоерже было установлено, что избирательные системы обладают различной силой, влияющей на партийные системы (Duverger, 1954). Самой сильной считается плюральная система выборов (или мажоритарная в один тур), которая ведет к становлению фактически двухпартийной системы; хотя на самом деле имеются и

другие политические партии помимо двух, но они не играют значительной роли и не определяют политический процесс. Третьим фактором влияния оказывается президентская система государственного правления, при которой президент избирается прямым или косвенным голосованием населения. Операционализация выделенных переменных осуществляется в этом исследовании следующим образом.
В качестве зависимой переменной выступает фракционализация парламента, которая определяется специальным индексом — индексом Rae.
Индекс Rae = -Z-i S»^,
|Где S(2 — доля мест /-и партии в парламенте.
Данный индекс был предложен Дугласом Рае в его книге «Политические условия электорального права» (Rae, [1967] 1971) — первом систематическом сравнительном исследовании воздействия электоральных систем на партийную систему.
Приведем конкретный пример использования индекса Rae. Выборы в Бундестаг ФРГ в марте 1983 г. дали следующее распределение голосов и мест в нижней палате парламента (см. табл. 24).
Таблица 24. Распределение голосов избирателей и мест в парламенте в ФРГ (1983 г.)*
Партии Доля голосов, %** Число мест Доля мест, %
Христианско-демократичсский союз / Христианско-еоциальный союз 48,8 244 49,0
Соилал-демократнческая партия 38,2 193 38,8
Свободная демократическая партия 7,0 34 6,8
«Зеленые» 5,6 27 5,4
Национально-демократическая партия 0,2 0 0
Коммунистическая партия 0,2 0 0
Другие 0,1 0 0
Итого: 100,1 498 100

* Источник: Leonard, Natkiel, 1986, p. 59.
** Распределение голосов прончвсдспо на основании результатов голосования по партийным спискам.
Индекс Rae = 1 - (0,24 + 0,15 + 0,005 + 0,003) = 1 - 0,4 = 0,6.
201

По сравнению, например, с Японией (индекс Rae = 0,67 для выборов 1983 г.) в ФРГ уровень партийной фракционализации парламента ниже, но он выше, чем в США (0,49 — для выборов 1984 г. в палату представителей).
Независимые переменные в исследовании Пауэлла, т. е. воздействующие факторы, выражались следующими индикаторами:
(1) Этническая дифференциация.
Она подсчитывалась также с помощью индекса Rae.
^—1 Индекс Rae =1-2^ gi2,
где gi2 — доля /-и этнической группы в составе населения.
(2) Индекс сельскохозяйственного населения.
Для измерения сельскохозяйственного населения использовалась шкала от 1 до 3. Она сопоставлялась с долей сельскохозяйственного населения следующим образом:
5-19% сельскохозяйственного населения — 1,
20—49% сельскохозяйственного населения — 2,
50-80% сельскохозяйственного населения — 3.
(3) Индекс католического населения.
Для измерения католического населения использовалась шкала от 1 до 3. Она сопоставлялась с долей католического населения аналогично предыдущему индексу:
5-19% католического населения — 1,
20—49% католического населения — 2,
50-80% католического населения — 3.
(4) «Сила» электоральной системы подсчитывалась по шкале от 1 до 3. Баллы шкалы сопоставлялись с видом электоральной системы следующим образом:
Плюральная система ныборон при
одномандатных округах — 3,
Смешанная система — 2,
Пропорциональная система — 1.
(5) Форма государственного правления оценивалась по шкале 0-1:
Президентская форма государственного правления — 1, другие — 0.

Используя множественную регрессию, автор писал о подтверждении того, что фракционализация парламента поощряется следующими условиями: немажоритарными электоральными системами, всеми видами дифференциации, президентской системой государственного правления.
Исследования эффективного числа электоральных и парламентских партий. Исследования электорального процесса в многопартийных системах показало, что не все партии оказывают влияние на ход выборов и не все из них являются значимыми для избирателя. В свою очередь, распределение мест в парламенте модифицировало распределение власти и влияние уже парламентских партий на деятельность представительных органов. Фактически влияние па государственную политику и законотворческий процесс ограничивалось неким, так называемым «эффективным числом» партий, которое было меньшим, чем общее число партий, участвовавших в выборах. Впервые индекс «эффективного числа партий» был предложен Макку Лааксо и Рейном Таагепера в 1979 г. (Laakso, Taagepera, 1979). Формула, которую они предложили, была следующей:
/V=———
где pi — доля мест, полученных /-и партией.
Затем исследователи-компаративисты решили подсчитать это «эффективное число» применительно к избирательному процессу и к распределению мест в парламенте. Они предложили такие показатели, как эффективное число электоральных партий (effective number of party votes — ENPV) и эффективное число парламентских партий (effective number of party seats — ENPS), которые характеризовали число партий, оказывающих наибольшее влияние на политический процесс. В качестве зависимых переменных эти показатели берутся рядом исследователей (см., например, Lijphart, 1984; Ordeshook, Slivet-sova, 1994; Neto, Cox, 1997). Данные переменные измеряются следующими индексами:
1. Эффективное число электоральных партий (ENPV):
ENPV=l/Ev/,
где Vi — доля голосов, полученных /-и партией на выборах.
2. Эффективное число парламентских партий (ENPS):
203

ENPV=1/Z^,
где Si — доля мест в парламенте, полученных ('-и партией.
Пример: Подсчитаем эффективное число электоральных и парламентских партий для результатов парламентских выборов в Финляндии в марте 1983 г. Данные выборов приведены в табл. 25.
Таблица 25. Результаты парламентских выборов в Финляндии (1983 г.)*
Партии Число голосов % Число мест %
Социал-демократическая партия 795.953 26,7 57 28,5
Национально-коалиционная партия 659.078 22,1 44 22,0
Партия центра** 525.207 17,6 38 19,0
Народный демократически!! союз 416.270 13,8 27 13,5
Сельская партия 288.711 9,7 17 8,5
Шведская народная партия 146.881 4,9 11 5,5
Христианский союз 90.410 3,0 3 1,5
Конституциональная партия 11.104 0,4 1 0,5
«Зеленые» 42.045 1,4 2 1,0
Другие 4.035 0,1 0 0,0
Всего 2.979.694 200

* Источник: Leonard, Natkiel, 1986, p. 49.
** Включая Либеральную партию.
ENPV = 1 / О^б?2^ 0,22Р+ О^б^ 0,}ЗУ+ 0,09^2+0,0492+0,032+ + 0,0042 + 0,0142 + 0,00 12 = 1 / 0,0713 + 0,0448 + 0,031 + 0,019 + 0,0094+ + 0,0024 + 0,0009 + 0,0 + 0,0002 + 0,0 = 1 / 0,183 = 5,46;
ENPS = 1 / 0.2852 + 0,2.22+ 0,^)2+ 0,135+ 0,0852-!- OflSS2^ 0,052+ +0,0052+0,012= 1/0,0812+0,0484+0,0361+0,0182 + 0,0072 + +0,003+ +0,0002+0,0+0,0001-1 /0,1944 --5,14.
Как видно из расчетов, эффективное число парламентских партий в Финляндии в 1983 г. было меньшим, чем э4)фсктивное число электоральных партий, хотя и ненамного.
Это связано с тем, что в Финляндии парламент избирается на основе пропорционального представительства с использованием формулы D'Hondt при распределении мест. В других странах разница между ENPV и ENPS может быть большей. Так, во Франции в 1981 г. эффективное число электоральных партий составляло 4,13, а эффек-
204 »

тивное число парламентских партий — 2,68. Дело в том, что до 1986 г. во Франции существовала мажоритарная система выборов нижней палаты парламента, предполагающая для победы более 50% голосов избирателей и два тура голосования, если в первом ни один из кандидатов не набирает необходимой доли голосов. Различие между этими двумя показателями может так же определяться значительным политическим плюрализмом, системой распределения мест в парламенте, наличием значительных избирательных порогов для политических партий и т. д.
В практике сравнительных исследований используются специальные измерители диспропорциональности, которая существует в различных политических системах между распределением голосов на выборах и распределением мест в представительных органах власти. При том, что есть трудность в соблюдении пропорциональности как бы изначально, тем не менее на нее оказывают влияние избирательные системы и способы расчета голосов. Существуют два широко используемых индекса диспропорциональности. Первый был разработан Дугласом Рае (Rae, 1971, р. 84-86). Этот индекс (I) основывается на подсчете модульной разницы между процентом голосов и процентом мест всех партий, набравших по крайней мере полпроцента голосов, суммирования этой разницы и нахождения средней величины, которая и является показателем диспропорциональности. Он показывает средний процент сверхпредставленных и недопредставленных избирателей, приходящихся на одну электоральную партию. Чем выше эта величина, тем большая диспропорциональность наблюдается в системе
I " ^„Е ''-5' ' i=l
где п — число партий, г; — процент голосов, полученных ;'-й партией, sj — процент мест, полученных /-и партией.
Второй индекс диспропорциональности (D) предложен Джоном Лусмором и Виктором Ханди (Loosemore, Handy, 1971). Он основывается на другой идее: сумма отклонений между полученными голосами и местами для сверхпредставленных в парламенте партий будет той же самой, что и сумма соответствующих отклонений для недопредставленных в парламенте партий. Отсюда общую модульную величину суммы отклонений они делят на два. Индекс диспропорциональности приобретает у них следующую форму:
205

J v->
0 = 2 2^ |v' - s''
1=1
где п — число партий, v; — процент голосов, полученных i-й партией, s, — процент мест, полученных /-и партией.
Он фиксирует процент избирателей, недопредставленных или сверхпредставленных в парламенте. Большая величина показывает большую диспропорциональность.
Как свидетельствует практика сравнительных исследований партийных систем, первый индекс диспропорциональности очень чувствителен к маленьким партиям и в действительности преувеличивает пропорциональность пропорциональной системы выборов. Второй индекс чувствителен к числу партий, участвующих в выборах, а потому склонен недооценивать пропорциональность пропорциональной системы выборов. Для того чтобы избежать слабостей обоих индексов, Лейпхарт предлагает индекс диспропорциональности как среднюю величину суммы отклонений между процентом полученных голосов и мест в парламенте двух наибольших партий (Lijphart, 1984, р. 163).
Сравним показатели диспропорциональности для трех стран, учитывая, что в ФРГ имеется смешанная избирательная система, в Финляндии — пропорциональная, а в Канаде — плюральная, т. с. по относительному большинству голосов. Таблицы распределения голосов и мест в парламентах ФРГ и Финляндии приведены выше. Покажем подобное распределение для Канады на выборах в Палату общин (нижняя палата парламента) в 1984 г. (см. табл. 26).

Таблица 26. Результаты выборов в Палату обшин Канады в сентябре 1984 г.*
опоса % Места %
276 530 50,0 211 74,8
516 173 28,0 40 14,2
358 676 18,8 30 10,6
394 594 3,1 1 0,4
545 973 282

Партии Прогрессивная консервативная партия Либеральная партия Новая демократическая партия Другие
Всего
• Источник: Leonard, Nalkiel, 1986, p. 25.

Подсчитаем модульную сумму отклонений процентов голосов и мест для каждой страны, а затем вычислим индексы диспропорциональности I, D и Лейпхарта.
ФРГ:
/=lyL,-. = 48,8-49,9 + 38,2-38,8 + 7,0-6,8 + п '
+ 5,6 - 5,4 /4 = 1,1 = 0,6 + 0,2 + 0,2/4 = 0,53.
Д=^-Е vi-si =2,1+0,2+0,2+0,1/2=2,6/2=1,3.
Индекс Лейпхарта = 1,7 / 2 = 0,85. Финляндия:
1 ^
/=-2' v,-Si = 26,7-28,5 + 22,1-22,0 + 17,6-19,0 п »=!
+ 13,8-13,5 + 9,7-8,5 + 4,9-5,5 + 3,0-1,5 + + 1,4 - 1,0 /8 = 1,8 + 0,1 + 1,4 + 0,3 + 1,2 + 0,6 + 1,5 + 0,4/8 =

= 7,3/8 = 0,9. £>=
^ L I vi - s, = 7,3 +0,1/2= 7,4/2 = 3,7

Индекс Лейпхарта = 1,8 + 0,1 / 2 = 1,9 / 2 = 0,95. Канада:
1 ^ 1=-^ v.-s, =- 50,0-74,8 + 28,0-14,2 + 18,8-10,6
/=1
+ 3,1 - 0,4 /4 = 24,8 + 13,8 + 8,2 + 2,7/4 = 49,5/4 = 12,4.
D^-Lvi-Si =49,5/2=24,8. i=l
Индекс Лейпхарта = 38,6 / 2 = 19,3.
207

Сравнение полученных показателей диспропорциональности свидетельствует о том, что смешанные системы и пропорциональные системы в принципе незначительно отличаются друг от друга по репрезентативности выборов. В ФРГ индексы диспропорциональности 1, D и Лейпхарта составили соответственно 0,53, 1,3, 0,85; в Финляндии — соответственно 0,9, 3,7 и 0,95. Что же касается плюральной системы в Канаде, то она дает высокие показатели диспропорциональности — соответственно 12,4, 24,8 и 19,3. В целом здесь 24,8% избирателей оказались недопредставленными в парламенте, т. е. не имеют там своих представителей. Прогрессивно-консервативная партия Канады, завоевав 50,0% голосов избирателен, получила почти 75% мест, тогда как Либеральная партия получила в дна раза меньше мест, чем голосов избирателей. Подобная ситуация с плюральными выборами хорошо известна, по индексы диспропорциональности позволяют не только наглядно продемонстрировать недостатки этой системы, но и могут быть применены при эмпирическом обследовании и других условий партийной системы и парламентаризма.
Исследование условий, определяющих партийные системы. Для изучения факторов, которые определяют количественные параметры партийных систем, в сравнительной политологии используются следующие теоретические модели. Во-первых, ряд исследователей основывается на том, что получило наименование «закона Дюверже»:
«система простого большинства с одним туром [т. е. с правилом относительного большинства при одномандатных округах] благоприятствует двухпартийной системе» (Duverger, 1954, р. 217). Здесь основным фактором выступает характер партийной системы, а логика этого подхода состоит в том, что избиратели при подобной избирательной системе скорее будут голосовать за потенциальных победителей, чем за третьи партии, а лидеры партий будут стремиться к коалициям либо наращивать потенциал собственной партии для завоевания большинства голосов. Эта модель заложила основание для так называемого институционального подхода при изучении партийных систем, когда условиями разнообразия выступают не только избирательные системы, но и другие институциональные факторы — политические режимы, формы государства, нормы правового регулирования партийных систем и т. д. Во-вторых, существует ряд исследователей, которые при изучении партийных систем используют модель «стабилизации европейских партийных систем», предложенную Личсстом и Рокканом в 1967 г. (Lipset, Rokkan, 1967). В соответствии
20Я

с ней на партийные системы европейских стран в значительной мере влияют те социально определенные структуры политической конкуренции, которые сложились еще в 20-е годы нынешнего столетия. В Европе партийные системы отражают некий социальный эквилибри-ум, характерные для отношений между различными группами населения. Данная модель послужила основанием поиска различных социальных причин, определяющих партийные системы, прежде всего факторов, связанных с социальной дифференциацией. В-третьих, некоторые исследователи пытаются объединить данные институциональные и социальные модели в одну теоретическую конструкцию. Цели исследования здесь партийных систем определяют выбор независимых переменных — институциональных и социальных. Так, Ок-тавио Исто и Гари Кокс выделяют следующие основные гипотезы и в соответствии с ними строят систему независимых переменных (Neto, Сох, 1997, р. 149-174):
(1) Существует взаимосвязь между социальной дифференциацией и избирательными системами, которая оказывает влияние на эффективное число электоральных партий.
(2) Существует взаимосвязь между парламентскими выборами и выборами президента в президентской системе.
(3) Существует взаимосвязь между эффективным числом парламентских партий и эффективным числом электоральных партий.
(4) Существует взаимосвязь между эффективным числом парламентских партий и значимостью выборов депутатов по национальному списку.
Для исследования данных гипотез были предложены следующие независимые переменные:
1. Значимость электоральных округов.
Значимость электоральных округов часто определяется через показатель средней величины электоральных округов. Под величиной округа понимается число мандатов, имеющихся в округе. Так, например, если в Финляндии 200 членов парламента избираются в 15 многомандатных округах, число мандатов в которых колеблется от 1 до 27, то средняя величина электорального округа здесь составит 13,3. Поскольку разница мандатов между округами достигает иногда нескольких десятков единиц, для более точного определения значимости электорального округа используют не средние величины, а медианные показатели. В случае с Финляндией данный показатель составит 17, ибо 50% депутатов избираются в округах с мандатами 17 и выше,
209

остальные 50% — в округах ниже 17. В обозреваемом нами исследовании авторы пользуются медианными показателями и определяют значимость электорального округа как десятичный логарифм медианной величины округа по цыборам в законодательный орган (LML — the logarithm of the median legislator's district's magnitude):
LML = Ig M, где M — медианная величина электорального округа.
2. Значимость выборов депутатов по общенациональному списку. В ряде стран наряду с обычными избирательными округами имеются общенациональные округа и соответственно общенациональные списки кандидатов в депутаты (см. табл. 27). Подобная ситуация накладывает отпечаток на характер партийной системы и взаимоотношения партий на общенациональном уровне. Им приходится использовать двойную тактику: на местном и общенациональном уровнях. Маленькие партии в этом случае не могут конкурировать с большими в общенациональных округах, что само собой приводит к укрупнению партий. К тому же победа в общенациональных округах повышает легитимность партии.
Таблица 27. Места в парламентах (нижних палатах), распределенные по результатам голосования по общенациональным избирательным округам*

%
11,4 40,0
9,0 49,8 24,1 18,3 11,4 50,0 27,2
5,0
Страна Дата выборов Число депутатов Депутаты, избраш общенациои
Число
Австрии Бельгия 1986 1985 183212 21 85
Венесуэла Германия Греция Исландия- 1983 1983 1985 1983 200 498 232 60 18 248 56 11
Италия 1983 630 72
Россия 1995 450 225
Уругвай Чехия 1989 1990 99 101 27 5

* Источник: Ncio, Cox, 1997, р. 171.
Значимость выборов депутатов по общенациональному избирательному округу фиксируется индексом UPPER (upper-tier variable),
210 »

?•
который подсчитывается как процент депутатов, избираемых по общенациональному округу.
3. Близость президентских и парламентских выборов. В президентских и полупрезидентских республиках партии вовлекаются в состязание за голоса избирателей на выборах не только членов парламента, но и президента. Естественно, что стратегия и тактика избирательной борьбы здесь имеет существенные отличия. Вместе с тем победа или поражение на президентских выборах сказывается и на выборах в парламент (и наоборот), особенно когда по времени президентские и парламентские кампании совпадают. Данный фактор следует учитывать при исследовании партийных систем. Предложенный Него и Коксом индекс близости президентских и парламентских выборов (PROXIMITY) подсчитывается по следующей формуле:
PROXIMITY =2 (J- J" ,-1/2
(Pj+l-Pj-l)
где Lj — дата парламентских выборов,
Pj-1 — дата предыдущих президентских выборов,
Pj+1 — дата последующих президентских выборов.
Эта формула выражает время, прошедшее между предыдущими президентскими выборами и парламентскими выборами (Lj - Pj-i), отнесенное к президентскому сроку правления (Pj+1 — Pj-l). Вычитая 1/2 из этого прошедшего времени и затем считая модульную величину, мы получаем результат, который показывает, как далеко от середины срока президентских выборов отстоят выборы парламентские. Логика этой формулы следующая: наименее близкие к президентским те парламентские выборы, которые располагаются в середине срока президентского правления.
Пример: Подсчитаем значение данного индекса для Финляндии. Если в этой стране выборы в парламент состоялись в марте 1983 г., президентские выборы состоялись в январе 1982 г., следующие президентские выборы состоятся в январе 1988 г., т. е. президентский срок составляет шесть лет, тогда •
•2 01 _ 1 OQ
PROXIMITY =2 —————г-1/2 =2 14/72-1/2 =0,61.
1.88-1.82
Если нулевой показатель свидетельствует о полной изоляции парламентских выборов в непрезидентских системах, единица говорит
211

о полном совпадении сроков, то 0,61 указывает, что парламентские выборы отстоят от середины президентских на 2/3 этого срока.
Используя множественную регрессию, авторы поставили цель показать зависимость эффективного числа парламентских партий (ENPS) от различных, институциональных факторов:
ENPS = а + ENPV (ро + piLML + (WPPER) + е, где а — постоянный коэффициент, ро, ?1, РЗ — коэффициенты регрессии, характеризующие искомые зависимости; е — стандартная ошибка измерения.
Результаты исследования представлены в табл. 28.
Таблица 28. Детерминанты эффективного числа парламентских партий*

Зависимая переменная: ENPS Независимые переменные:
Оценочные коэффициенты
Стандартные ошибки

.582 .507 .080 .372
.921
54
.135 .048 .012 .111
CONSTANT ENPV
EN1'V*LML ENPV*L)PPER
Выверенный R2^ N

* Источник: Nelo, Cox, 1997, р. 163.
Данные, приведенные в табл. 28, показывают, что значительная доля вариаций (93%) в эффективном числе парламентских партий может быть объяснена как раз ENPV и взаимодействием ENPV с двумя индикаторами силы электоральной системы — LML и UPPER. Так же было подтверждено, что, если электоральная система строится на одномандатных округах (LML = 0) и не имеет общенационального округа (UPPER = 0), тогда она является максимально сильной, т. е. понизит число парламентских партий. Как только показатели значимости электоральных округов (LML) и показатели выборов по общенациональному округу (UPPER) появляются, система становится более либеральной, и число парламентских партий понижается незначительно (или даже не изменяется). Близость президентских и парламентских выборов также оказывает значительное влияние на число
212

парламентских партий. В исследовании подчеркивалась зависимость между институциональными факторами и социальной дифференциацией; подчеркивалась посредствующая роль институциональных параметров в определении партийной системы.
* * *
Подобные эмпирические исследования, конечно, не раскрывают всего многообразия условий, определяющих конфигурацию партийных систем; они скорее свидетельствуют о статистической зависимости, а не о детерминации, хотя последнее нельзя сбрасывать со счета. Эмпирический анализ пока в целом базируется на прежнем представлении о плюралистическом характере демократии и массовых партиях и в меньшей степени учитывает (или не учитывает вовсе) существенные перемены, происходящие в партийной демократии. Особенно это касается таких вопросов, как репрезентация социальных интересов, роль средств массовой информации, легитимизационная функция выборов, предпринимательский характер партийного лидерства и т. д.

X. ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ И ДЕМОКРАТИЯ
Изучение избирательных систем относится к приоритетным направлениям современной сравнительной политологии. К настоящему времени исследователи-компаративисты накопили огромный материал, позволяющий производить оценку эффективности избирательных систем, измерять их качества, соотносить избирательные системы с партийными системами, определять характер влияния избирательных систем на электоральное поведение. В предыдущих разделах уже обращалось внимание на значение темы избирательных систем для демократической теории. Здесь акцент будет сделан на электоральной компаративистике, на следующих ее сюжетах; место электоральной компаративистики в сравнительной политологии, измерение избирательных систем, избиратель и избирательные системы, партии и избирательные системы (законы Дюверже).
Место электоральной компаративистики в сравнительной политологии. Избирательные системы являются удобным объектом для сравнительного исследования. До недавнего времени им уделялось немного внимания со стороны исследователей, и Стэн Роккан в этой связи писал в 1968 г.: «При той огромной значимости организации легитимных выборов для развития массовых демократий в двадцатом веке удивительно видеть, как мало серьезных усилий было предпринято для сравнительного изучения имеющегося богатства информации» (Rokkan, 1968, р. 17). За тридцать лет после этого положение изменилось в лучшую сторону, опубликовано множество работ по электоральной компаративистике (Carstairs, I980; Butler, Penniman, Ranney, 1981; Bogdanor, Butler, 1983; Grofman, Lijphart, 1986; Lijphart [et al.j, 1994; Beigbedcr, 1994; Jackman, Muller, 1995), издается специализированный журнал «Electoral Studies». Рост интереса к сравнительному изучению избирательных систем определяется рядом причин.
Как правило, они хорошо прописываются в избирательных законах, имеется удобная для работы статистика выборов, на выборы работают многие исследования общественного мнения, выборы проявляют характер и конструкцию партийных систем, участие в выборах является массовым процессом и относится к центральным формам

политического участия в демократических странах, национальная информация о многих параметрах избирательных систем доступна, в последние десятилетия периодически публикуются сводные данные о выборах в различных странах. Но не только этим определяется интерес к электоральной компаративистике. Избирательные системы и избирательный процесс как их динамическая характеристика находятся на пересечении ряда центральных для политической науки и сравнительной лолитологии тем.
Во-первых, избирательные системы и процессы являются центральной характеристикой демократий. Политический режим считается демократическим, если он обеспечивает реализацию следующих основных условий: (1) существенно, чтобы все взрослое население имело право участвовать в голосовании за кандидатов в государственные органы; (2) выборы должны проводиться регулярно в соответствии с предписанными временными границами; (3) никакая существенная группа взрослого населения не должна лишаться права 4>ормировать партию и выставлять кандидатов на выборы; (4) все места в основной законодательной палате должны заниматься в результате конкуренции; (5) кампании должны проводиться честно и справедливо: ни закон, ни насилие, ни запугивание не должны преграждать кандидатам представление их взглядов и качеств и препятствовать избирателям изучать и обсуждать их; (6) голоса должны подаваться свободно и тайно; они подсчитываются и обнародуются честно; кандидаты, получившие необходимую долю голосов, занимают соответствующие посты до истечения положенного срока и до новых выборов (Butler, Penniman, Ranney, 1981, p. 3). Во-вторых, избирательные системы и процессы обеспечивают легальность и легитимность существующих государственных органов, они показывают уровень доверия к проводимой правительством политике. Хотя иногда «абсентизм», или неучастие в выборах, объясняют удовлетворенностью населения существующим положением дел, однако специальные сравнительные исследования подтверждают существующую зависимость между неучастием в выборах и падением доверия к государственным органам (Muller, Jukam, Seligson, 1982, p. 258-260). Подобное поведение называют иногда антисистемным политическим «неповедениём». В-третьих, избирательные системы и процессы оказывают существенное влияние на состояние политического плюрализма, конкуренции и характер политической системы. Они способствуют (в зависимости от избранной электоральной формулы) увеличению или понижению числа партий, модифицируют отношения между партиями, участвовав-
215

шими в выборах, и партиями, получившими места в парламенте. Сравнительное исследование взаимосвязи партийных и избирательных систем позволило сформулировать ряд законов, которые получили наименование «законов Дюверже». В-четвертых, электоральное поведение, несмотря на его связи с рядом социально-экономических, культурных и политико-идеологических факторов, определяется характером избранной системы выборов. Институциональные характеристики избирательных систем определяют масштаб участия населения в выборах, возможность для влияния избирателя на результаты голосования, пропорциональность представительства в избранных государственных органах различных групп населения и т. д. Наконец, в-пятых, изучение электоральных процессов в сравнительном ключе позволяет лучше понять «политический инженеринг», т. е. технику политической борьбы. Как никакой другой политический процесс, выборы при внешнем их объективном образе как механизма принятия политических решений подвержены влиянию. Джованни Сартори писал об этой характеристике избирательного процесса: Выборы — «наиболее специфический манипулятивный инструмент политики» (Sar-tori, 1968, р. 273). При этом манипуляция выступает природной чертой избирательного процесса, о чем будет подробно сказано в разделе, посвященном теории рационального выбора. Все вышеперечисленное позволяет поставить изучение избирательных систем и процессов в центр сравнительной политологии (см. схему 19).
Схема 19. Место избирательных систем и процессов в изучении политики

Курс правительства
Парламентские партии
^——Г

Избирательные системы и процессы
Электоральные партии
ПАСЕЛНННС (тбнрателч)

Условно все сравнительные исследования избирательных систем и процессов можно разбить на три основные группы: социологические, институциональные и с позиции теории рационального выбора. Социологические исследования обращают внимание на поведение избирателя и факторы, его обусловливающие. Обычно поведение избирателя рассматривается в качестве зависимой переменной, определяемой социальным положением, этнической и религиозной принадлежностью, приверженностью той или иной партии (политическая идентификация), половозрастными особенностями и т. д. Собственно избирательные системы как таковые не попадают в поле зрения исследователя-компаративиста. В связи с господством в политической науке бихевиористских методов социологические исследования опираются на социально-психологический подход. Вот как описывает эту ситуацию в исследовании поведения избирателя Герберт Ашер: «Этот подход включает то, что индивидуальные установки являются наиболее непосредственной детерминантой поведения избирателя, и их действие создается социальными и индивидуальными контекстами, в которых личность живет. По отношению к выбору избирателя этот подход сосредоточивается на трех кластерах установок: приверженность, проблемные установки и оценки кандидатов. По отношению к решению голосовать или нет непосредственные установочные детерминанты составляют набор гражданских ориентации, который включает такие факторы, как политическую действенность, интерес к кампании, об-щую включенность в политику, чувство гражданского долга и др. Эти гражданские установки определяются личным положением в социальной структуре, и они обусловливают воздействие институциональных факторов на участие в выборах» (Asher, 1983, р. 339-340). Институциональные исследования избирательных систем наиболее распространены и включают в поле своего зрения комплекс правил, определяющих характер избирательной системы и поведение в этой системе. Как правило, здесь меньше уделяется внимания тому, как сформировались соответствующие правила и избирательные формулы, но зато подробно описывается процесс их воздействия на электоральное поведение, на партийные системы, на структуру парламентов. Здесь используются разработанные в последние десятилетия измерители различных аспектов избирательных систем; избирательная формула, значимость электоральных округов, легальные и действующие электоральные пороги, близость парламентских и президентских выборов и т. д. Эти измерители могут выражать как зависимые, так
217

и независимые переменные, исходя из целей поставленного компаративного исследования. Особенностью данной группы электоральной компаративистики является широкое использование методов статистики для обработки результатов эмпирического анализа (см.: Rae, 1971; Powell, 1986; Jackman, Muller, 1995).
На стыке с институциональным анализом избирательных систем и процессов работают исследователи, руководствующиеся теорией рационального выбора (Black, 1958; Fishbum, 1973; Aldrich, 1993). Особенности этой теории и ее использования в сравнительной поли-тологии будут описаны ниже. Пока же отметим, что теоретики рационального выбора также обращают внимание на избирательные нормы и поведение, но в отличие от социально-психологического направления рассматривают это поведение как активный фактор, действующий в контексте процедур. В отличие же от институционалистов сами нормы и процедуры берутся не как данные, а творимые и приспосабливаемые к ситуации. В качестве примера приведем две предпосылки, положенные Питером Фишбоном в основу исследования поведения кандидатов в президенты в различных плюральных избирательных системах: «Наше обсуждение мотивируется двумя аксиомами политического поведения. (1) Процедуры прямых выборов могут воздействовать не только на поведение и результаты выборов, но могут также влиять на основные политические структуры. (2) Индивиды, обладающие политической властью, часто опасаются предлагаемых электоральных перемен и будут им противодействовать, если эти перемены рассматриваются как враждебные собственным интересам» (цит. по: Grofman, Lijphart, 1986, р. 193). Для описания избирательных процессов здесь используются понятия теории игр, здесь же анализируется манипулятивиая техника избирательных технологий.
Измерения избирательных систем. В разделе о партиях уже рассматривались некоторые измерители избирательных систем, в частности значимость электоральных округов и близость президентских и парламентских выборов. Они использовались в качестве независимых переменных при изучении вопроса о факторах, определяющих развитие партийных систем. Однако к ним не сводится комплекс мер, описывающих избирательные системы. Не все меры поддаются количественной оценке, но все являются значимыми характеристиками избирательных систем и активно используются исследователями. Так, Дуглас Рае использует следующие независимые переменные: струк-

тура баллотировки (номинальная versus порядковая), тип выборов (пропорциональные, мажоритарные, плюральные), число представителей в каждом округе, общее число представителей в законодательном органе; и зависимые переменные: пропорциональность партийного представительства и создание законодательного большинства (Rae, 1971). Аренд Лейпхарт при исследовании электоральных систем выделяет основные и второстепенные измерения. К основным он относит: электоральную формулу (тин системы), значимость избирательного округа, число избирательных округов, величину законодательной ассамблеи, легальный и действительный электоральный порог. Другие измерения включают: структуру баллотировки, непропорциональность распределения, различие между парламентскими выборами в парламентской и президентской системах, возможность связанных списков (Lijphart, 1994). Роберт Джскман и Росс Мюллер изучают влияние различных институциональных факторов на участие населения в выборах, которое измеряется процентом участвующих от всего взрослого населения, способного участвовать в выборах. Этот показатель фиксирует зависимую переменную. В качестве независимых переменных здесь берутся: показатель национальных избирательных округов, индекс диспропорциональности, показатель мультипартизма, количество парламентских палат, принудительное голосование (Jack-' man, Muller, 1995).
Самыми общими сведениями, позволяющими описать избирательные системы, являются электоральная формула (тип системы), число избирательных округов, число мест в законодательных органах (обычно нижняя палата парламента) и ряд дополнительных сведений (минимальный избирательный возраст, легальный избирательный порог, год введения всеобщих выборов, год предоставления избирательных прав женщинам и др.) (см. табл. 29). Электоральная формула, или тип избирательной системы определяется тем, какое количество голосов избирателей необходимо для победы или получения мест в парламенте. Как правило, выделают следующие три основные системы, которые могут подразделяться на виды: плюральная, мажоритарная и пропорциональная системы.

Таблица 29. Избирательные системы в 29 странах*
Страна Избирательная система, нижняя палата iHCJIOмест Число округов Год принятия нзбнратс; ьной системы Максимальный срок между выборами Год полученияЖСН1ЦИ-иами избирательного права Избирательная система, верхняя палата Избирательная система, глава государст ва
Австралия М/АГ 148 148 1918 3 1902 Нр/ОПГ назн.
Австрия Пр/НС 183 9 1919 4 1919 ИВ 11В
Бельгия Пр/НС 150 30 1899 4 1948 смсш. наел.
Великобритания Пл 659 650 13 в, 5 1918 наел. паз. иасл
Венесуэла Пр/НО 200 23 1958 5 1946 Пр. ВВ
Греция Пр/НО 300 56 1965 4 1952 ИВ. ПВ
Дания Пр/НО 179 19 1920 4 1915 — наел.
Доминиканская
Республика Пр/НО 149 27 1966 4 1954 Пр ВВ
Израиль Пр/НС 120 1 1948 4 1948 — ПВ
Индия Пл 545 543 1950 5 1919 ив ПВ
Ирландия Нр/ОГТГ 160 42 1920 5 1918 нв ПВ
Испания Пр/НС 350 52 1977 4 1977 Пр наел.
Италия Пр/НО 630 32 1946 5 1946 Нр 11В
Канада Пл 301 301 1976 5 1920 наз. пази.
Колумбия Пр/ПО 199 23 1968 4 1957 Пр ВВ
Нидерланды Пр/НС 150 1 1918 4 1922 11В иасл.
Новая Зеландия ПлПр 120 65/1 1996 3 1893 — назн.
Норвегия Пр/liC 165 19 1921 4 1909 нв насл.
Португалия Пр/НС 230 20 1976 4 1975 — ВВ
Россия Пл11р 450 225/1 1993 4 1917 11В ВВ
США Нл 435 435 1788 4 1919 11л ВВ
Турция Пр 550 67 196i 5 1934 бол. Пр ПВ
Финляндия Пр/НС 200 15 1906 4 1906 — в в
Франция Пр/НС 547 104 1986 5 1944 11В BU
Ф1Т ПрПл 672 328 1949 4 1919 НВ ПВ
Швейцария Пр/НС 200 26 1919 4 1971 Пр ПВ
Швеция Нр/НО 349 28 1909 3 1918 — нас;|.
lllpn Ланка lip 225 146/1 197H d IW) Ш)
Япония Пл/ОПГ 500 300/1 1 1947 4 1946 смет. иасл.

* Источник: Bullcr О., I'tfnniinan П., Ranncy A. (eds.), 1981, р.12-19; Leonard, Natkiel, 1986, p. 9; Ramirez, Soysal, Shanalian, 1997, p. 742-743; уточнено no: hitp: // www. agora.stni.il/eleetions.
Принятые обозначения в таблице: Пл — плюральная система выборов; Пр — пропорциональная система выборов; М — мажоритарная система выборов; АГ — система выборов с альтернативным голосом; 11С — система выборов с распределением мест но наивысшему среднему; НО — система выборов с распределением мест по нанболь тему ос-гатку; ОНГ — система выборов с одним непередаваемым голосом; ОПГ — система выборов с одним передаваемым голосом; 11В — непрямые выборы; ИВ — выборы парламентом или на парламентской основе; BU — всеобщие выборы; Насл. — нласть главы государства наследуется; Назн — (пада государства назначается, Смит. — смешанная система формирования; — вторая палата парламента отсутствует.

Плюральная система (Пл) имеется там, где победу на выборах одерживает кандидат, получивший относительное большинство голосов, т. е. больше, чем любой из его соперников. Иногда эту систему не выделяют в качестве особой, а относят к мажоритарным в один тур. Она часто называется системой «первого прошедшего, получающего пост» («first past the post»). Данная система часто используется при выборах президента (Колумбия, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Исландия, США, Венесуэла), реже при выборах нижней палаты парламента (Великобритания, Канада, США, Япония, в ряде развивающихся стран: Багамы, Индия, Джамайка и др.). Наиболее часто в ней используются одномандатные округа, но могут использоваться и многомандатные, когда избиратель имеет столько голосов, сколько мест нужно заполнить (например, местное самоуправление в Великобритании). Уникальным примером использования многомандатных округов является Япония, где избиратель имеет только один голос, — система с одним непередаваемым голосом.
Мажоритарная система (М) означает, что для победы кандидатам необходимо набрать более 50% голосов избирателей. Система имеет два вида: голосование в два тура и с альтернативным голосом. При голосовании в два тура, которое, обычно осуществляется по одномандатным округам, если ни один из кандидатов не набирает в первом туре необходимого большинства голосов, то проводится второй тур, в котором участвуют два кандидата, получившие относительное большинство в первом туре. Система голосования с альтернативным голосом используется там, где избиратель имеет право фиксировать порядок своего предпочтения между всеми выставленными кандидатами в одномапдатных избирательных округах. Она используется, например, для выборов членов палаты представителей в Австралии. Определение победившего кандидата осуществляется последовательным удалением из подсчета кандидатов, набравших наименьшее число голосов, и перераспределением их голосов среди остающихся кандидатов, и так до выявления победителя (см.: Ортешук, Алескеров, 1995, с. 84—86). Подобная система используется в Ирландии при проведении дополнительных выборов в парламент и для выборов президента'.
Пропорциональная система выборов (Пр) является наиболее распространенной при выборах парламентов. Она позволяет в значительной мере избежать сверхпредставленности или недопредставленности партий в парламенте. Смысл системы заключается в более-менее пропорциональном распределении мест в соответствии с распределением
221

голосов. Пропорциональная система предполагает многомандатные округа. В зависимости от правила распределения мест она подразделяется на два основных вида: распределение мест по наибольшему остатку и по наивысшему среднему. Система распределения мест по наибольшему остатку осуществляется по формуле Хэра (Hare quota), по которой определяется квота голосов, приходящихся на одно место, и места распределяются в соответствии с тем, сколько квот приходится на ту или иную партию (см. табл. 30).
Таблица 30. Формулы квот и делителей*
, ... -, Голоса
1. Квота Хэра=———;
• Места
2. Квота Хагенбах-Бишоф = —————-;
" Места + 1
1 т/- i. Голоса
3. Квота Импсриали=——————;
• Места+2
. „ Голоса ,
4. Друп квота =—————,-+ 1;
г- Места + 1
5. Делители Д'Хонта: 1, 2, 3, 4, 5, т. д.;
6. Делители Сент-Лагс: 1, 3, 5, 7, 9, т. д.;
7. Модифицированные делители Сент-Лаге:
1.4, 3, 5, 7, 9,т. д.
* Источник: Leonard, Nalkiel, 1986, p. 3.
Остатки, т. е. число голосов, меньшее квоты, учитываются при распределении оставшихся мест: выбираются наибольшие из них. Данная система благоприятствует маленьким партиям, позволяя им провести своих кандидатов в парламент. Распределение мест но системе наивысшего среднего осуществляется с помощью делителей Д'Хонта, когда число голосов делится последовательно на 1, 2, 3, 4 и т. д. и места распределяются в соответствии с убывающим порядком числа голосов. Данная система менее благоприятна маленьким партиям. Имеются другие способы распределения мест, которые модифицируют представленные выше две основные системы: (1) формулы Хагепбах—Бишофа и Империали оставляют немного места для ис-
222 *

пользования остатков, (2) делители Сент-Лаге благоприятствуют средним партиям.
Особой формой пропорциональной системы является система с одним передаваемым голосом, используемая для парламентских выборов в Ирландии. Для распределения мест применяется Друп квота. Смысл этой системы заключается в том, что кандидаты, превысившие квоту, подсчитанную по данной формуле, как бы передают свои излишки голосов следующим по предпочтительности кандидатам. По этой системе избиратель имеет право расставить кандидатов в порядке своего предпочтения. Система с одним передаваемым голосом менее пропорциональна, чем иные, но дает больше шансов избирателю влиять на выбор индивидуальных кандидатов.
Помимо распределения и оценки избирательных систем по типу используются и другие измерители. Приведем здесь те из них, которые rie рассматривались в разделе о партиях.
Электоральный порог используется как показатель ограничения участия в выборах маленьких партий. Он фиксирует минимум поддержки, которая необходима партии для представительства в парламенте. Обычно такой порог устанавливается на национальном уровне, но может так же применяться в округах или на региональном уровне. Определяется он, как правило, процентом необходимых голосов, определенным числом голосов или каким-либо иным способом, например получением по меньшей мере одного места на местном уровне для получения мест на более высоких уровнях. Аренд Лейпхарт предложил объединить эту меру со значимостью округа в единый измеритель, который он назвал «действительный порог» («the effective threshold»). Напомним, что обычно значимость округа определяется числом кандидатов, приходящихся на один округ. При операциона-лизации действительного электорального порога Лейпхарт учитывает следующие проблемы. Во-первых, электоральный порог связан со значимостью округа тем, что последняя позволяет говорить о целой амплитуде возможностей быть представленным или быть исключенным из парламента. Порог представленности (или включения) выражает минимум доли голосов, который позволяет партии', завоевать место в парламенте при наиболее благоприятных обстоятельствах. Порог исключения выражает максимум доли голосов, который может быть недостаточным для завоевания места в парламенте при наиболее неблагоприятных условиях. Если партия прошла минимум, то появляется реальная возможность завоевать место; если она прошла мак-

симум, то место ей гарантировано. Так, в случае с трехмандатным округом и тремя конкурирующими партиями при пропорциональной системе с использованием формулы Д'Хонта нижний порог составит 20% голосов, а верхний — 25%. Во-вторых, нижний и верхний электоральные пороги определяются не только значимостью округа, но и влиянием электоральной системы и числом конкурирующих партии. В-третьих, и значимость округа, и число партий могут значительно различаться от округа к округу (Lijphart, 1994, р. 25-26). В целом измерительная формула «действительного порога» строится на подсчете средней величины между верхним и нижним электоральными порогами:
50% 50% (М + 1) + 2М '
где Т — действительный порог, М — значимость электорального округа.
Приведем конкретный пример. Выборы Национального собрания во Франции в 1986 г. (556 мест) проходили но 96 избирательным округам. Легально установленный электоральный порог на уровне округа составлял 5%. Подсчитаем действительный электоральный порог.
1) Значимость электорального округа М = 556/96 = 5.79.
2) Действительный электоральный порог Т = 50/(5.79 + 1) + 50/2х х 5.79 = 50/6.79 + 50/11.58 = 7.36 + 4.32 = 11.68.
Приведем данные Лейпхарта о действительном электоральном пороге в странах, в которых используется пропорциональная система с формулой Д'Хонта. Ранжирование стран произведено по показателям значимости электорального округа (табл. 31). Учитываются национальные выборы (Н) и выборы в Европарламент (Е).
Изучение избирательных систем с помощью показателя действительного электорального порога позволяет сказать об уровне ограничения участия партий в избирательном процессе, о возможной диспропорциональности в соотношении мест и голосов. Действительный порог может подсчитываться упрощенным способом, учитывая лишь порог репрезентации, т. е. нижнюю границу.
Структура баллотировки относится к показателям, которые фиксируют способ распределения своих предпочтений избирателем. Избиратель может отдавать свой голос только одной партии, и тогда этот способ может именоваться категорическим. Избиратель может распределять свои голоса между партиями, указывая на порядок своих
224

предпочтений. Подобный способ баллотировки получил наименование ординального. Рае высказал гипотезу о том, что ординальный способ, позволяя рассеивать голоса избирателей, благоприятствует усилению плюрализма в партийной системе (Rae, 1971).
! Таблица 31. Легальные и действительные электоральные пороги*
Страна Количество и годы выборов Значимость округа Количество округов Величина парламента Легальный порог, % Действительный порог
Франция (11) 3:1945-46 5.19 102 529.33 12.9
Франция (11) 1: 1986 5.79 96 556 5** 11.7
Люксембург (1;) 3: 1979-89 6 1 6 11.3
Испания (11) 5: 1977-89 6.73 52 350 3** 10.2
Норвегия (11) 2: 1945-49 7.50 20 150 9.2
Швейцария (11) 11: 1947-87 8.20 23.91 195.55 8.5
Швеция (11) 1: 1948 8.21 28 230 8.5
Бельгия (II) 3: 1979-89 12.00 2 24 5.9
Португалия (I!) 7: 1975-87 12.40 20 248 5.7
Финляндия (11) 13: 1945-87 13.21 15.15 200 5.4
Люксембург (И) 10: 1945-89 14.02 4 56.10 5.1
Дания (Е) 3: 1979-89 15.33 1 15.33 4.7
Португалия (1;) 2: 1987-89 24 1 24 3.0
Нидерланды (Е) 3: 1979-89 25 25 4 4
Испания (Е) 2: 1987-89 60 60 1.2
Германия (Е) 2: 1979-84 78 78 5 5
Франция (Е) 3: 1979-89 81 81 5 5
Нидерланды (11) 3: 1946-52 100 100 1 1
Израиль (11) 1: 1949 120 120 0.6
Израиль (11) 5: 1973-88 120 120 1 1
Нидерланды (11) 11: 1956-89 150 150 0.67 0.67

* Источник: Lijphart, 1994, p. 22.
** Легальные пороги на уровне округа.
Структура парламента в аспекте отношения его двух палат (уни-камерализм versus бикамералшм используется для изучения избирательных систем. В качестве показателей, позволяющих оценивать эту переменную, используют состояние симметрии или асимметрии между двумя палатами и подобие или различие их композиций (конгруэнтность), включая различия в отражении интересов. Для оценки применяется шкала от 0 до 4 баллов: 4 балла получает парламент при уникамерализме, 3 балла — конгруэнтные и очень асимметричные

двухпалатные парламенты (сильнее нижняя палата), 2 балла характеризуют неконгруэнтные и очень асимметричные парламенты, 1 балл выставляется парламенту за наличие двух палат, 0 баллов получает парламент с сильным бикамерализмом (см. Lijphart, 1984, р. 213;
Jackman, Muller, 1995, p. 473).
Принудительное голосование оказывает влияние на избирательный процесс, и его измеряют обычно по шкале 0-1. Ноль выставляется системе, где нет принудительного голосования, единица — где оно имеется (Mackie, Rose, 1991, р. 509). Принудительное голосование отмечается в таких странах, как Австралия, Бельгия, Венесуэла, Греция, Италия. Используются различные меры морального и материального принуждения. Например, в Италии в документах не участвовавшего в выборах выставляется надпись «Не голосовал». Показатели участия в выборах для этих стран достаточно высокие. В Австралии этот показатель в среднем после войны составлял 95,4 %, для Бельгии — 92,5 %. В Нидерландах, где принудительное голосование было упразднено в 1967 г., показатель участия упал с 94,7% до 1967 г. до 83,5% после (Butler, Penniman, Ranney, 1981, p. 240). В 80-е годы он составлял для Австралии 83%, Бельгии — 87, Греции — 87, Италии — 93% (Mackie, Rose, 1991).
Избиратель и избирательные системы. Изучение поведения избирателя на выборах относится к приоритетным направлениям сравнительной политологии. В зависимости от избранного методологического подхода поведение избирателя описывается по-разному: как функция его социального положения, политической социализации, политической мобилизации, институциональных норм избирательной системы, рациональности. В 70-с годы вновь повышается внимание к теме избирателя в политике с определенной модификацией методологических установок. Вот что пишет Рональд Инглехарт о новой волне компаративных исследований политического поведения: «При очевидности того, что влияние социальных классов, религии и политико-партийной идентификации понижалось, а значимость проблем голосования росла, эти исследования подчеркивали роль политического лидерства, политических институтов и экономических событий. Однако здесь был не просто возврат к макрополитическому анализу. Границы, в пределах которых новые точки зрения могли бы быть найдены, кажется, были связаны с анализом отношений между макрополитическими и микрополитическими феноменами. Эта перемена стимулировалась тем фактом, что в 70-е годы прежде всего стало
226 »

возможным применить динамический анализ к взаимодействию соответствующих серий данных. Если в 60-е годы редко кто мог выйти за пределы импрессионистских спекуляций относительно взаимодействий между структурными переменными и индивидуальным поведением, то в 80-е годы проверка гипотез относительно этих взаимодействий с использованием динамических качественных моделей становится возможной» (Inglehart, 1983, р. 430-431). Отметим здесь некоторые подвижки в рассмотрении электорального поведения. Они связаны скорее с плюрализацисй методологических оснований исследования, чем с поиском универсальной модели.
Во-первых, в исследовании электорального поведения отчетливо выделяется тенденция выявления новых его механизмов, появляющихся на основе кризиса старой идеологической и партийно-политической структур. Ранее электоральное поведение рассматривалось в границах взаимодействия партий и избирателей. Основное внимание уделялось партийной идентификации и способности партий через механизмы политической мобилизации организовать участие населения в голосовании. При этом политические элиты выполняли 4'ункцию организации массовой деятельности посредством ее ориентации. В 70-80-е годы появляются новые механизмы взаимодействия партий, элит и масс. Наблюдается переход от элитно-направляемого поведения к элитно-вызываемому поведению. Последнее не характеризуется стро-|гой идентификацией и жесткой идеологической зависимостью. Элитно-направляемое поведение было характерно для конца XIX и первой половины XX в., когда население только начинало вовлекаться в массовые формы политического участия, прежде всего выборы, посредством бюрократических партий и не обладало развитыми навыками политической деятельности. Элиты и выполняли функцию руководства поведением. В последние десятилетия ситуация изменилась. Элитно-вызываемое поведение основывается на высоком уровне образования населения, возникновении новых постматериальных ценностей, связанных больше с самовыражением индивидов и качеством жизни, а не экономическим обеспечением и физической безопасностью (Ibid., p. 435-436). Изменение политических ориентации ведет так же к замене старой относительно стабильной структуры поляризации по политическим признакам (political cleavages), основанной на классовых различиях, к системе подвижных идентификаций. Исследователями отмечается падение роли классовой принадлежности в выборе электорального поведения (Dalton, Flanagan, Beck, 1984). О

динамике демократической классовой борьбы и классового голосования в период 1945-1990 гг. смотри работу Поля Ныоберта (Nieuw-beerta, 1996).
Во-вторых, на электоральное поведение существенное влияние оказывает сама электоральная система. При компаративных исследованиях уделяется внимание тому, какая из систем и какие признаки систем более благоприятствуют индивидуальному выбору. Петти Ти-монен, изучая эту проблему, определил ряд факторов, при которых влияние избирателя повышается (Timonen, 1989, р. 223-244). Пропорциональная система по сравнению с мажоритарной и плюральной имеет больше возможностей для повышения значимости индивидуального голоса. При мажоритарной системе такими факторами выступают многомандатные округа и выставление различных партийных кандидатов на одно место. При пропорциональной системе число таких факторов значительно возрастает: возможность отдавать личный голос, свободное голосование, число предпочтительных голосов, отсутствие электорального порога, достаточное число партийных кандидатов и т. д. Наличие или отсутствие подобных факторов позволяет ранжировать страны по уровню предоставления возможности индивидуальному избирателю оказывать влияние на выбор кандидатов. В странах с пропорциональной системой порядок оказался следующим (по уменьшению влияния): Люксембург, Швейцария, Греция, Финляндия, Италия, Ирландия, Австрия, Бельгия, Нидерланды, Дания, Исландия, Норвегия, Швеция, Германия, Португалия, Испания.
В-третьих, значительное внимание при исследовании электорального поведения уделяется применению теории рационального выбора. Основываясь на теореме Эрроу (см. соответствующий раздел), исследователи анализируют поведение избирателя как рационального актора, учитывающего не только порядок своих предпочтений, но и предпочтения других избирателей. В последнем случае избиратель голосует стратегически, т. е. манипулирует своими исходными предпочтениями и делает выбор, исходя из реальности победы того или иного кандидата или партии. При этом учитывается так же, что на выбор избирателя существенное влияние оказывает институциональная структура избирательной системы. Стратегическое поведение избирателя хорошо описано и подтверждается рядом исследований. Например, в 1980 г. па выборах президента США Рональд Рейган получил 51% голосов, Джимми Картер — 41 и Джон Апдерсоп — 7%. Используя различные данные, С. Брамс и П. Фишборн показали, что, если бы
228

те же самые избиратели высказали свое истинное предпочтение, тогда бы процент был бы следующим: за Рейгана — 40, за Картера — 35, за Андерсона — 24%. Таким образом, более 70% тех, кто фактически поддерживал Андерсона, отдали свои голоса за Рейгана или за Картера (Brams, Fish^um, 1982, р. 333-346).
Партии и избирательные системы (законы Дюверже). В разделе о партиях уже было много сказано о взаимодействии между партийными и избирательными системами. Здесь мы обратим внимание лишь на части этой темы — законах Дюверже, тем более что она активно дискутировалась в литературе (Leys, 1969; Benzel, Sanders, 1979; Rikcr, 1986).
Так называемые «законы Дюверже» впервые были сформулированы в 1945 г. на конференции в Университете Бордо Морисом Дюверже и касались взаимодействия электоральных и партийных систем. В издании его книги «Конституционное право и политические институты» 1955 г. эти законы звучат следующим образом: «(1) Пропорциональное представительство склонно вести к формированию многих независимых партий... (2) мажоритарная система в два тура склонна вести к формированию многих партий, которые связаны друг с другом ... (3) правило плюральное™ склонно производить двухпартийную систему» (Duverger, 1955, р. 113). Сформулированные как социологические законы, они сразу же вызвали бурную полемику среди политологов и социологов. Позже Дюверже отмечал, что полемика часто основывалась на не совсем верной интерпретации его утверждений, которые явились результатом его собственных приблизительных и неточных формулировок (Duverger, 1986, р. 69), но не отрицал значимости постановки вопроса о подобной связи. Еще в 1960 г. он писал: «Взаимосвязь между электоральными правилами и партийными системами не является механической и автоматической. Особый электоральный режим не необходимо производит особую партийную систему; он просто усиливает давление в направлении к этой системе;
он есть сила, которая действует среди различных других сил, часть из которых ведут в противоположном направлении» (Ibid., p. 71). Тем не менее законы Дюверже были среди тех немногих обобщений в рамках сравнительной политологии, которые претендовали на статус социологически точных обобщений и которые могли бы быть эмпирически подтверждаемыми.
Дуглас Рае попытался проверить предложенные Дюверже эмпирические обобщения. Особое внимание им было обращено на пред-
229

положение о том, что плюральная система ведет к двухпартийной системе. Из действия данного закона выпадали Канада и Индия, где существовали плюральные избирательные системы, но было более чем две политических партии. Рае изучил 121 выборы в 20 странах, в 30 случаях использовались правила плюральное™ и семь из них касались Канады, где 10% голосов всегда отдавались третьим партиям. Объяснение исключению Канады из действия закона было дано следующее. В Канаде существуют значительные местные партии, которые развились в связи с децентрализацией управления и возможностью активной деятельности на местном уровне. Эти партии как раз и составляют «третью силу» на национальном уровне. На этой основе Рае переформулировал соответствующий закон Дюверже следующим образом: «Плюральная формула всегда связана с двухпартийной конкуренцией, за исключением случаев, когда существуют сильные местные партии меньшинства» (Rae, 1971, р. 95).
Много внимания действию законов Дюверже уделил Вильям Рай-кер (Riker, 1982, 1986). Описывая действие закона связи плюральной системы выборов с наличием двух партий, он подчеркивал, что этот вывод базируется на теории рационального поведения и данных XIX в. Теория рационального выбора здесь включается предпосылкой рационального поведения индивида, когда он выбирает кандидата с наивысшей ожидаемой ценностью (стоимостью). В аспекте плюрального голосования это означает, что индивидуальный выбор не берет в расчет третью партию и, таким образом, стабилизирует двухпартийную систему. Он предложил следующую версию закона: «Правила плюральных выборов вызывают и устанавливают двухпартийную конкуренцию, за исключением стран, где третьи партии на национальном уровне являются длительное время одной из двух партий на местном уровне, и стран, где одна партия среди некоторых почти всегда является победителем на выборах в смысле парадокса Кондорсе» (Riker, 1986, р. 32).
* * *
Изучение избирательных систем в сравнительной полнтологии не ограничивается вышеобозначенными темами. Однако представленные здесь сюжеты позволяют сформировать некоторое общее представление об основных проблемах электоральной компаративистики. Акцент

на измерении избирательных систем, который до сих пор сопровождает эту отрасль сравнительных исследований, определяется как удобством в этом смысле самого объекта исследования, так и эмпирически ориентированной установкой исследователя-компаративиста, пытающегося усовершенствовать методику и технику политического анализа. Изучение демократии сегодня продолжает традицию политической науки — рассматривать электоральный процесс как существенную часть демократического процесса.

• [ На главную ]
• [ Библиотека ]
• [ Reader ]
• [ Программы ]
• [ Абитуриенту ]
• [ Фотоальбом ]
• [ О ФП ]
• [ Гостевая книга ]
• [ Ссылки ]
• [ Обратная связь ]